|
Тогда будут искать весь отряд. Нет! Я не могу так рисковать. Сыном и мужем. Я… не могу.
Она совсем поникла, стыдясь собственного малодушия, в этот момент Канунников понял, как горячо женщина переживает за жизнь своих близких. Он предложил другой вариант:
– Если немцы и караулят, то с другой стороны ручья, за деревьями. Я спущусь вниз, вы оставайтесь в укрытии. Даже если они меня заметят и пустятся в погоню, я запутаю их, уведу вглубь леса подальше от болота и лагеря. Если все чисто, то подам условный сигнал – кукушка, один раз и потом еще два. Оставайтесь на посту, я найду сбежавших заключенных и приведу сюда. Переждем облаву на скале. Немцы ее уже проверили, второй раз не сунутся. Вы поговорите с пленными, а потом решим, вести их в лагерь или нет. Я понимаю, осторожность – это сейчас, когда мы на территории врага, очень важно. Я буду осторожен.
Лиза наконец подняла на него глаза, в которых стояли слезы, и прошептала:
– Спасибо.
Александр снова пролез в узкую щель, на несколько секунд прислушался – нет ли посторонних звуков, кроме беззаботных криков птиц и шороха деревьев. Все спокойно. Он медленно, максимально бесшумно спустился вниз, нырнул в гущу кустов у берега и снова замер. Тишина – никто не стреляет, не кричит: «Hende hoch!» С облегчением выдохнув, Канунников закуковал, а затем со всех ног бросился по знакомому маршруту. Выжженная земля, сухие стволы деревьев, скат к пересохшему руслу. Рядом с дорожкой из кочек он замер и тихо позвал:
– Эй, товарищи, вы здесь? Откликнитесь. Я свой, русский. Александр Канунников. Это мы вам кричали со скалы.
Неожиданно с высоты ивовой кроны обрушились две фигуры, всколыхнув болотную жижу. Грязные, измученные беглецы бросились к Александру и одновременно заговорили:
– Я думала, мне послышалось! Ждала, ждала. Испугалась, что вы не придете за нами! Почудилось! Я не верю, до сих пор не верю, у нас получилось сбежать! Мы в безопасности! Я Зоя Лунева, спортсменка, занимаюсь пятиборьем. В Варшаву приехала на соревнования, и вдруг война, немцы пришли. Нас из гостиницы молодежной сразу в застенки, потом в вагон. Мужик этот, – она ткнула в бок взволнованного спутника, который что-то повторял на польском, – выбил доски и спрыгнул на ходу, когда поезд разгонялся от станции. Я за ним! Сколько за нами гналось фрицев! Сотня, наверное, стреляли, орали! Натерпелась страху! Скажите, здесь советский лагерь, да? Вы знаете, где мы? Отсюда есть дорога к границе? Мне надо в Пермь, я там живу. Мама ждет меня с соревнований, она, наверное, с ума сошла от волнения!
Взволнованная девушка атлетического сложения частила, не в силах остановиться из-за переполняющего ее волнения. Ее спутник, богатырского сложения мужчина, лишь тыкал себя в грудь и повторял:
– Франтишек, Росья, Польска, пшияжнь!
– Тише, тише. – Канунников еле удержался, чтобы не закрыть девушке рот ладонью. – Рядом может быть германский патруль, говорите тихо. Вас везли в концентрационный лагерь. Сейчас отправят солдат прочесывать лес, немцы будут вас искать. Будет облава. Надо срочно уходить в убежище к камням! Нет времени на разговоры. Нам надо бежать к реке, там есть укрытие. Что он говорит? – Александр обратился к Зое. – Вы говорите по-польски? Можете ему объяснить, что надо молчать? Опасность, немцы, тишина. Как сказать ему?
Зоя серьезно кивнула и приложила палец к губам, останавливая возбужденного напарника:
– Замкни, замкни!
Тот больше понял по мимике девушки, что опасность рядом, затряс в ответ густой шевелюрой и с вопросительной интонацией прошептал:
– Ньемци? Фашистовски?
– Да, да, – горячо подтвердил Александр и ткнул пальцем в высокие трубы лагеря, что торчали черными обугленными спичками над лесом. |