Видела, как привел возница быка в лес мой, слезы утирая украдкой, привязал друга верного к дереву, да и ушел прочь. Мужику делать ничего не стала, потянулась веткою к быку, коснулась головы его и увидала, что маг тот самый, что опаснее иных оказался, приказал вознице быка на мясобойню отвести, а мясо опосля принести в лес, да и раскидать волкам моим на поедание. Возница иначе рассудил — быка мне привел живого. Думал что на смерть привел, но я жизнь зазря никогда не отниму. Да и скотины той, что заплутала, в лесу изрядно давно. Оно как — коли добрый хозяин, я животину завсегда возверну, а коли лютый да злой — такому скот в моем лесу не найти, вовек не найти. Это лес Заповедный, для жестоко обиженных — он дом родной. Скользнула веткой по шее быка, прахом обратила веревку, да и открыла тропу заповедную к восточным лугам. Вечер уж был, коровы спать укладывались, но потянуло от них запахом тепла да сытости, встряхнулся бык, к своим потрусил радостно. Ну вот, одним быком в стаде стало больше. Снова клюкой оземь ударила, и возница, что уж почти из лесу вышел, замер видя то, что позволила увидеть — как бежит его бык к стаду привольному, на жизнь сытую. Замер возница, шапку с головы стянул, поклонился поясно и сказал «Спасибо, лесная хозяйка». «Иди с миром» — прошептала так, чтобы лишь он услыхал.

А потом сидела дальше и видела, видела, видела…

Лес жил, своей сказочной жизнью. Носился по лесу кабан Острый Клык, дело он нашел себе при забавное — желуди отыскивал, да нес к прогалинам, где в землю закапывал, сажал он так, вину свою загладить пытался. Ямку копал копытом, желуденок забрасывал, носом землю подсыпал и дышал, теплом своим согревая семя. Улыбнулась невольно, вдохнула жизнь в один из желудей и на глазах у кабана тот пустил росток зеленый. Острый Клык от радости носиться начал, прыгать, задними копытами кульбиты выделывать. Забавный.

На юге неугомонного бельчонка отсчитывала мама — тот сунулся из дупла, чуть кунице на глаза не попался, так что за дело отсчитывала.

А вот у рыбацкой избушки в лес вышел Савран, на колени встал, шапку с волос стянул, голову опустил, нож костяной, особый, на траву перед собой положил. Вверял мне свою жизнь и голову.

«Мне-то за что, Савран?» — спросила шелестом травы, дуновением ветра. — «Твоя ошибка, своей бедой заплатил за нее. Мстить не думай, не ровня ты им. Ты в этой игре пешкой был, тобой сыграли безжалостно, твоя глупость, твоя расплата. Домой дороги тебе нет, убьют без жалости и тебя и бабу твою с ребятишками. И не тебе о смерти думать, Савран, на избу оглянись — если тебя не станет, что будет с ними? О них подумал? В лесу живи сколько потребуется, животных не трогай, рыбу лови сколько нужно. Чем смогла помогла тебе, Савран, дальше своим умом живи».

Тот помолчал и спросил:

— Стало быть не нужна тебе жизнь моя, лесная ведунья?

Улыбнулась грустно, шумом листвы ответила.

«А что, Савран, хочешь стать едой для волков моих? Али готов плотью своей червей да мух кормить?»

Содрогнулся мужик, подскочил, кинжал поднял.

«Вот то-то и оно. Живи Савран, родных береги, жену не обижай, сыновей хорошими людьми вырасти, дочь по велению сердца отдай, на кошель жениха не смотри. На том и сговоримся».

Постоял мужик, да и выдал:

— Дочь тебе отдам, хозяйка лесная, в услужение да в благодарность.

Хлестко ветка по щеке его ударила, громом слова мои прозвучали:

«Я твою жизнь не для того сохранила, чтобы ты чужой распоряжался! Дети — дар, а не собственность, Савран, запомни это!»

И зла у меня на него не хватает. Могла бы — плюнула под ноги!

Да хватит с него, и так столько времени потратила, а лес у меня большой, хозяйство мое огромное, работы видимо не видимо, делать не переделать.