Изменить размер шрифта - +
В знак жуткий вступила живой, а отступила полыхающим огнем умертвием. Ведунья была стара, но от того и опытна — последнее, что она смогла сделать для своей чащи, это уберечь ее от скверны, и потому подожгла себя прежде, чем стала умертвием. Да сгорела не сразу. И от нее скверна как яд по всей территории леса растеклась, вот так в миг один Светлый яр Гиблым яром обернулся. А дальше — кто из зверей да птиц сбежать успел, тот выжил, а кто нет… В лесу этом нынче только смерть хозяйкой была. А чаща… чаща все так же лес охраняла. Какой был, такой и охраняла. Как могла, так и охраняла, изо всех своих сил.

Опустила я руку, клюку сжала с силой, словно себя пыталась в руки взять, да на чащу, стоящую передо мной, посмотрела с болью.

И что сказать ей, отчаянием и горем отравленной? Как помочь, как утешить? Все войско ее вот оно, передо мной. Страшная сила, да только, если в контексте всей территории леса рассматривать… это уже не сила, так, остатки. Гнилью поеденные, ядом отравленные, тленом захваченные. Долго ли ты простоишь еще, чаща? Лет десять, не более… а то и менее…

Об одном жалею — знала б раньше, если б только знала раньше, что эта чаща правильная, что сохранила разум и жизнь, я бы волков своих сохранила, я бы… я бы раньше сюда пришла.

— Не враг я тебе, чаща Заповедная, — с болью сказала, с трудом. — И вреда не причиню. Я за своим пришла, свое возьму и оставлю лес твой. Пропусти меня.

Призадумалась чаща, смотрит пристально, взгляд нехороший… не понравился мне взгляд ее, ох и не понравился. Но в сторону шагнула, путь указала, и поклонилась даже мне, хозяйке лесной… а вот это уже не понравилось вовсе. Чащи Заповедные, они собственницы зверские. Такая коли хорошую хозяйку найдет, то вовек не отпустит — по своей знаю. Ну да ничего, поутру леший выдернет, никакими путами не удержит меня чаща.

А вот сейчас, чащу следовало удержать мне. Да так, чтобы следом не кинулась, чтобы здесь осталась, лес оберегая.

— Благодарствую, Заповедная, — ответила с поклоном.

И ударила клюкой о стену из воды. И понеслась та волной — гниль уничтожая, скверну вымывая, яд обращая смолой, шипы острые — цветами весенними, мох гнилостный — грибницами, лианы ядовитые — побегами деревьев молодых.

И на глазах расцветал лес, обновлялся, оживал.

И хорошее это дело, да только все, что мне теперь оставалось — бежать! Да так быстро, что ветер свистел в ушах, а капюшон давно упал за спину.

И помчались мы с волками быстро, так быстро, как только могли.

Сида и Хоен впереди, парой мчались, в паре атаковали — чаща нам больше не препятствовала, но в этом мертвом лесу, нежити оказалось поболее, чем в моем живности всяческой!

Теряла я амулет за амулетом, голос охрип от заклинаний, мне бы воды сейчас, хоть глоточек, да не было, хрипели, рычали, бросались в бой неравный волки, падая безмолвно в случае поражения. Бежала вперед я, бежала отчаянно, уж и в боку кололо да так, что хоть криком кричи, в глазах темнело, но все что мне оставалось — бежать.

Бежать, зная что каждая пядь земли уносит жизни моих волков, бежать, боясь, что могу не успеть, бежать, в какой-то миг осознав, что возле меня лишь Сида и Хоен… других волков больше не осталось. А вот врагов — хоть отбавляй.

И наступил страшный миг — миг, в который я вынуждена была остановиться.

Тяжело дыша, не падая лишь по одной причине — за клюку держалась, и с ужасом понимая, что кажется теперь, я единственный противник всех тварей Гиблого яра. Я. И судя по тому, как дрожала земля под ногами, нежить все собиралась и собиралась, мчалась ко мне изо всех сил, да со всех сторон. Гиблый яр лес огромный, двадцать дней пешего пути от центра к выходу, это поболее моего Заповедного леса будет, и вот сейчас все монстры яра желали растерзать меня.

Быстрый переход