И хотел было ответить, да передумал, лишь смотрел на меня, а в глазах столько боли.

— О, попробую догадаться, — я все еще за руку его крепкую держалась. — Видать было там, что ты в столицу уехал, к друзьям верным, что теперь-то, когда я проклятие убрала, они-де с легкостью печать с тебя снимут. Угадала, охранябушка?

Промолчал, взгляд отвел.

А вот я молчать не стала.

— Маг, — прошипела разгневанно, — вот скажи мне, будь так любезен, откуда ты взялся такой весь неправильный!

И на это отвечать не стал, лишь посмотрел в глаза мои, да во взгляде том боль плескалась такая, что и не передать. А я на него смотрела, и все понять не могла — почему он такой? Почему?

— Меня пожалел, да? — спросила с горечью. — Меня. А с чего бы, охранябушка? Откуда жалость-то?!

И на это ничего не ответил он мне.

Я вот только никак угомониться не могла.

— На волков посмотри, охранябушка! — не просила — потребовала. — Хорошо посмотри! Видишь, двое их осталось. Всего двое! А со двора моего полсотни вышло!

И заорать бы! По лицу ударить хлесткой пощечиной! До ума донести, хоть ударами, хоть словами обидными! А только смотрю на него, по щекам слезы градом, в глазах обида, и ни на крик, ни на удары, ни на слова обидные нет у меня сил.

— Я же сказала тебе, маг, я все тебе сказала! — слова вырывались с хрипом. — Опасен ты, для себя ли, для других ли, но опасен! И то, что я опасность на себя взять решила — так то мое решение, моя ответственность, моя, понимаешь?! Нет твоей вины в том, что печать на тебе, не твое это было решение, не твое желание! А вот снять ее я решила по собственной воле! И причины тебе объяснила! И правду сказала всю как есть! И… Зачем, маг, зачем?!

И вот тогда посмотрел он на меня. В глаза посмотрел, и молвил тихим голосом:

— Ты не знаешь меня, Веся. Ничего обо мне не знаешь. Знала бы — еще тогда, когда даже встать не мог, убила бы без жалости. Ты решение приняла? Поверь, проведала бы кто я, изменила бы в тот же миг. И да, ты правду мне сказала, да только я промолчал, в этом моя вина, большая вина. И за волков твоих… мне, боюсь, вовек не расплатиться. И за доброту твою, и за заботу бескорыстную — тоже. Ты прости меня, Веся, но все что я могу сделать для тебя — уничтожить Гиблый яр. Вот моя плата, пусть и мизерная.

Его слова я выслушала молча.

Постояла, слезы рукавом утерла, да и спросила прямо:

— Охранябушка, ты уж будь так любезен, на один только вопрос мне ответь — А ГИБЛЫЙ ЯР В ЧЕМ ВИНОВАТ?!

Сорвалась на крик, не сдержалась.

Отвернулась тот час же, прошлась по грани звезды пятиконечной, успокаиваясь, постояла, клюку сжимая, и не оборачиваясь, спокойно уже сказала:

— Гиблый яр — это лес, охранябушка. Отравленный, больной, нуждающийся в лечении лес. Кто право тебе дал убивать раненного? Кто, маг?

И я развернулась к нему.

Стоял охранябушка с лицом каменным, молча стоял — нечего было сказать ему. Просто нечего.

— Помочь хотел? Расплатиться? Так ты уже помог, охранябушка, уже, понимаешь ты это? Ты меня от знака Ходоков спас! И меня, и лес мой, и чащу Заповедную. А в этом лесу ведунью не спас никто! Никто не предупредил! Никто не помог! Никто из беды не выручил! Отплатить мне хочешь платой не мизерной? Так помоги! С Гиблым яром помоги! Большего мне не требуется. И имя твое знать мне не надобно! Твое это имя. Твое прошлое. Твоя боль, не моя. А теперь на волков моих посмотри, охранябушка, и уж прости, но как их из лесу спасать — тебе придумать придется. У меня сил не осталось.

И рухнула. Прямо в центре звезды нарисованной и рухнула.

Полежала, глядя на звезды, что над Гиблым яром сверкали точно так же, как и над любым другим лесом.