Поднимая слиток, Хукер почувствовал укол шипа в большой палец. Он поглядел на руку и увидел тонкий, в два дюйма длиной, шип.

Ивенс дико вскрикнул и стал кататься по земле.

У Хукера затряслась челюсть. Вытаращив глаза, глядел он с минуту на шип. Затем перевел взгляд на Ивенса, корчившегося в судорогах, потом поглядел туда, где меж колонн могучих стволов и сетей лиан, в сгущавшихся сумерках, все еще виднелось тело китайца в синей одежде. Ему вспомнились стрелки, нарисованные на плане, и сразу все стало ясно.

—    Господи, помоги мне! — проговорил он. Шипы были точь-в-точь как те, которыми даяки заряжают свои пневматические ружья. Теперь он понял, почему Чан Хи уверял, что сокровище его в безопасности. Он понял, что означала его усмешка.

—    Ивенс! — крикнул он.

Но Ивенс лежал тих и недвижим, лишь судорога подергивала его тело. Глубокое молчание окутывало лес.

Хукер принялся с остервенением высасывать кровь из крошечной розовой ранки на большом пальце,— высасывать что было сил, борясь за свою жизнь. Но странная ноющая боль разлилась в руках и ногах, и он никак не мог согнуть пальцы. Он понял, что высасыванье не поможет.

Он перестал сосать, сел возле груды золотых слитков и, уронив подбородок на руки, а локтями упершись в колени, глядел на скорченное, все еще подергивавшееся тело товарища.

Опять ему вспомнилась усмешка Чан Хи. Тупая боль поднималась к горлу и все усиливалась. Высоко над его головой легкий морской ветерок шелохнул листвой, и в сумерках на землю посыпались белые лепестки какого-то невиданного растения.