— Любопытный экземплярчик, — весело проговорил он, оглядываясь на коменданта, который, как только убедился, что они уезжают, со вздохом облегчения обтер платком потное щетинистое лицо и сразу же сорвался с места, на бегу распекая какого-то нерадивого, по его мнению, солдатика, возившегося возле сбитого из досок длинного стола, разбирая пулемет: — Шо ты творишь, бисов сын?! Кто же так робит? Это як баба… к нему с ласкою треба, дурила стоеросовая!

Журавлев с Еременко одновременно повернули головы в ту сторону, но Андрис в это время резко газанул, и они откинулись назад. Чувствуя, как под жестким сиденьем на большой скорости трясутся рессоры на неровной поверхности вдоль и поперек изъезженного колесной и гусеничной техникой обширного луга, подбрасывая вверх их тела, ставшие вдруг легкими, словно уже им не принадлежавшими, Илья с Анатолием невольно ухватились руками за металлическую обшивку бортов.

— А ты, парень, смотрю, и вправду мастер вождения, — с уважением произнес Еременко, звучно клацнув зубами, когда водитель внезапно наехал на высокую кочку, незаметную в густой траве.

— Вы не переживайте, товарищ… — Андрис на секунду запнулся.

— Капитан, — подсказал Еременко.

— Товарищ капитан, — договорил Андрис и продолжил рассказывать: — Здесь по-другому нельзя ездить, иначе станем отличной мишенью для лесных бандитов. Поэтому вы уж потерпите немного. А потом и сами привыкнете к такой езде, уже другой и не пожелаете.

— И много у вас здесь предателей? — осведомился Орлов, сбоку взглянув в напряженное лицо водителя, неотрывно смотревшего на дорогу перед собой.

— Хватает, — ответил словоохотливый парень. — Но за советскую власть людей намного больше. Можно сказать, вся страна. А эти… которые лесные, они практически все сынки помещиков да других богатых господ. Нам с ними не по пути.

— А кто твои родители? — спросил Орлов, с интересом приглядываясь к водителю, рассуждавшему очень здраво для его юных лет, хотя и не успевшему пожить при новой власти: в сороковом Латвия стала Союзной республикой, а в сорок первом пришли фашисты.

Андрис не успел ответить, так как в эту минуту они подъехали к КПП. Знакомый красноармеец торопливо приподнял шлагбаум, пропуская «Виллис», а сам замер по стойке смирно, отдавая честь офицерам, которые оттого, что не были ему знакомы, казались еще более значимыми персонами. Проезжая мимо, Андрис по-свойски кивнул ему. Провожая машину с важными гостями одними глазами, расторопный Иван все же улучил момент, когда офицеры на секунду отвлеклись, и в ответ дружески подмигнул своему приятелю.

«Виллис», как только оказался за территорией аэродрома, вновь набрал скорость. Машину бросало из стороны в сторону, грубая резина с выпуклыми протекторами, наезжая на высокие выступы колеи, противно скреблась по краю, и передние колеса вновь возвращались в глубокую неровную колею. Внедорожник, подпрыгивая на колдобинах, проезжал, и позади с шорохом осыпалась подсохшая глина, перемешанная с вязкой грязью. Зеленые мухи, распуганные натужным ревом двигателя и брызгами, стремительно разлетавшимися в разные стороны, чуть погодя снова слетались к вонючей, затянутой тиной воде с плавающими на поверхности хвоей и листьями, со злобным жужжанием начинали ползать по влажной земле, быстро-быстро потирая от удовольствия лапки.

— Мои родители, товарищ майор, люди были мирные… самые обычные крестьяне, — продолжил прерванный разговор Андрис. — В июле сорокового года они поддержали новое правительство во главе с Августом Кирхенштейном в Народном Сейме за то, чтобы наша Латвия на равных вошла в Советский Союз.