— Как-нибудь в другой раз, если вы позволите, мы встретимся и побеседуем. А сейчас, извините, я тоже пойду… Черт побери! — вдруг в тоске закричал наш герой. — Да кончится эта ерунда или нет?
Наденька с сожалением посмотрела на него.
— Ты отдохни. Сегодня тебе отсюда не выбраться. Я-то уж знаю, — многозначительно проговорила она. — Будем стараться что-то сделать.
Она подхватила сумочку и вышла из комнаты, а Пирошников, сорвав пальто с гвоздя, как был в тапках, бросился за нею. Но напрасно! Наденькин след простыл, в коридоре ее не было, не было и на лестнице, куда выскочил наш герой, и, повертевшись на лестничной площадке, такой знакомой уже и навевающей неприятные воспоминания, он вернулся в комнату, сел на диван, обхватил голову руками и принялся не то чтобы думать (мысли все разбегались), а просто приводить голову в порядок и размещать события во времени, надеясь объяснить их как-нибудь позже.
Незаметно для самого себя Пирошников сначала расположился на диване поудобнее, потом поджал ноги, тапки слетели на пол, голова склонилась на мягкий плюшевый, довольно потертый валик, пахнущий почему-то карамелью или вареньем; Пирошников глубоко вздохнул, спрятал руки в рукава пиджака да так и заснул на этом диване младенческим дивным сном.
Ах, какая это прелесть — утренний сон! Какая нега охватывает тело, когда после умывания и легкого завтрака вдруг появится возможность присесть на диван и, постепенно наклоняясь, впасть в забытье удивительно тонкого и нежного сна, который незаметно граничит с явью, так что слышишь все звуки и голоса вокруг, входящие в сон на равных правах с грезами.
И главное еще не это! Утренний сон очищает от дурных мыслей, он дает надежду; кажется, сейчас проснешься другим, неизмеримо лучше и чище того, чем был; кажется, станет возможным начать многое, если не все, сначала, полюбить пылко и верно, со всей страстью, да еще бог знает что пригрезится! И все это дает легкий сон, часто кратковременный, не более получаса, между девятью и десятью часами утра.
Именно таким сном забылся наш герой, и мы не будем ему мешать, а лучше последуем за Наденькой, ибо для дальнейшего понимания событий (хотя бы приблизительного понимания!) нам требуется в настоящий момент услышать два телефонных разговора.
Оба они состоялись сразу же после того, как Наденька вышла на улицу из подъезда, порылась в сумочке и забежала в ближайший автомат, который, по счастью, оказался исправным. В первом разговоре ею было сказано довольно кратко и сухо, чтобы некто пришел как можно скорее и сделал то, что он обещал сделать. Именно так она и сказала, и если разговор кажется не слишком вразумительным, я оставляю его на ее совести.
Второй разговор был более понятен. Удалось установить, что Наденька звонила брату и просила его встретить на вокзале какого-то дядю, который зачем-то приезжает; кажется, Наденька просила также доставить этого дядю к ней домой.
После этих звонков, которые отняли у нее не более пяти минут, Наденька покинула телефонную будку и затерялась в толпе. Наблюдать за ней не было никакой возможности, потому что толком еще и не рассвело.
Сон Пирошикова
Пока Наденька, положив в сумочку белуютпапочку, путешествует из квартиры в квартиру, совершая, как ей и положено, утренний обход больных детей; пока летит в курьерском поезде вышеназванный дядя, давший утреннюю телеграмму; пока, наконец, происходят все другие события жизни, имеющие и не имеющие отношения к нашему герою, мы осторожно возвратимся в комнату, чтобы застать его по-прежнему безмятежно спящим.
За время нашего отсутствия поза Пирошникова на диване несколько изменилась. Он перевернулся на спину, одну руку положил на грудь, а другую свесил с дивана, причем кисть этой свободной руки легко плавала в воздухе, будто только что произведя тихий фортепьянный аккорд. |