Изменить размер шрифта - +

Две книги, собранные под этой обложкой, объединены одним главным героем и местом действия. Но разрыв во времени между действиями в одной и другой — огромен. В нем поместилась не только почти вся жизнь героя, но и то, что произошло со страной и людьми.

И поскольку среди читателей первой повести «Лестница» могут найтись люди, совсем не помнящие времени, когда она создавалась, я хочу об этом рассказать в узком аспекте литературных нравов и обычаев той эпохи.

К моменту, когда я начал эту повесть, я уже восемь лет писал стихи и начал писать короткие рассказы. И то и другое дружно отвергалось редакциями журналов, а о книжке я еще и не думал.

Из года в год происходило одно и то же: я писал стихи, перепечатывал их на пишущей машинке, относил в редакцию, через некоторое время получал обычно весьма уклончивый ответ — почему они не нужны — и писал новые.

Разнообразия ради я время от времени выпускал собственный машинописный сборничек стихов в пяти экземплярах — по количеству закладок листов с копировальной бумагой в машинке «Эрика». Эти тетрадки читались знакомыми и товарищами по поэтическому несчастью цеху.

Рассказы частью печатались в стенгазете факультета радиоэлектроники ЛПИ им. М. И. Калинина, большинство лежало в столе. Обычно я писал их в один присест, две-три страницы на машинке, и удивлялся, как это удается авторам писать толстые книги.

Приближался пугающий возраст — тридцать лет, но никаких сдвигов в моем литературном статусе не происходило. Я по-прежнему считался молодым и подающим надежды, только я уже устал их подавать. Надежды хотелось перевести если не в признание публики, то хотя бы в минимальную известность.

Но этот внешний фактор не был главным толчком к созданию «Лестницы». Я очень хотел проверить себя, могу ли я написать вещь размерами хотя бы в десять-двадцать машинописных страниц? Хватит ли у меня дыхания?

Беда была в том, что у меня не было сюжета. Те сюжеты, которые я использовал для стенгазеты, годились лишь для коротеньких и смешных рассказов, а я намеревался создать эпическое полотно. Я подумал, что если писать подробно, то есть не лениться описывать каждый шаг героя, его внешность, о чем он думает и т. п. — может получиться длинная вещь. Но это соображение не помогло найти героя и тему.

И тогда я решил просто потренироваться — сесть и писать без всякого плана, пока хватит дыхания. Пускай это будет молодой человек, который просыпается утром неизвестно где. Мне пару раз приходилось испытывать это удивительное состояние — когда видишь незнакомый потолок и стены, но не понимаешь, где ты и как сюда попал.

И я начал. Как говорил Наполеон, главное — ввязаться в драку, а там посмотрим.

Ну а дальше следовало подробное описание, как молодой человек выбирается из квартиры, спускается по лестнице, спускается еще ниже… У меня уже было несколько страниц, а он все спускался! И вдруг я понял — лестница непростая, она замкнута, как лента Мебиуса!

И что же делать ему и мне в этом случае?

…Пороху моего хватило на то, чтобы закончить главу и привести героя обратно в квартиру. Я понял, что предстоит долгая история, которую надо выдумывать. И тут же почувствовал, что опять пишу что-то не то и что вряд ли это напечатают.

В те времена молодых писателей Ленинграда и Северо-Запада один раз в два года собирали на конференции, где признанные мэтры занимались с ними несколько дней, а потом подводили итоги и давали рекомендации лучшим на издание книг. Излишне говорить, что тогда книги издавало только государство.

Я собрал свои «несмешные» реалистические рассказы и подал их на конференцию 1971 года. Меня записали в семинар, которым руководили критик Игорь Кузьмичев, прозаик Руфь Зернова и кто-то третий, я забыл кто. Участники и руководители семинара имели возможность заранее ознакомиться с представленными рукописями.

Быстрый переход