– И что, вашему отцу действительно нравилась подобная обстановка? – поинтересовалась Фрина.

Тем временем Амелия отодвинула в сторону картину на стене и принялась открывать сейф.

– Отцу? Не знаю, – призналась девушка, наморщив лоб: она набирала комбинацию цифр. – Он хотел построить дом в суперсовременном стиле, а потом заявил, что интерьер должен соответствовать внешнему виду. Дизайнеры выполнили его желание. Это стоило немало денег. Ага! Щелкнуло. Значит, я правильно запомнила комбинацию.

Дверца сейфа распахнулась, и Фрине пришлось подхватить кипу бумаг, футляры с драгоценностями и портфель с документами.

– Это мамины сапфиры. А он ей сказал, что продал их, – пробормотала Амелия, открывая синие бархатные коробочки. – И бабушкины жемчуга, и прабабушкин изумрудный гарнитур. О, а это эмаль с немецкой выставки!

Амелия положила в руку Фрины одну из самых красивых драгоценностей, которые та когда-либо видела. На покрытой эмалью жемчужине неправильной формы была изображена русалка. Изящное тело было выточено из слоновой кости, волосы – из малахита, а глаза – два крошечных изумруда. В зеленоватых волосах блестели бронзовые нити.

– Правда, замечательная? Даже отцу она нравилась. А деньги там есть?

– Да. Вот две тысячи в банкнотах, этого должно хватить, чтобы вызволить Билла и платить слугам жалованье, пока не уладятся формальности с наследством. Подождите, я просмотрю эти бумаги.

В портфеле лежало несколько донесений из частного сыскного агентства, в которых были зафиксированы передвижения госпожи Макнотон в течение недели. В отчете говорилось, что ничего подозрительного в ее поступках не обнаружено. Знал ли господин Макнотон о существовании Джеральда? Фрина задумалась. Амелия приколола брошь с русалкой на свое старенькое платье и простодушно рассматривала себя в зеркало, полностью занимавшее одну из стен комнаты. Оно отражало многочисленные лампы и поверхности, что показалось Фрине крайне неудобным. Агент докладывал также, что Паоло Рагуцци, по слухам, спал с двумя своими натурщицами, приводились имена и даты их встреч. Поскольку замысел состоял в том, чтобы опорочить его в глазах Амелии, из этого ничего не вышло. Фрина пролистала несколько банковских счетов, чековых книжек и кипу акций. Здесь же хранились документы на дом и завещание.

Фрина просмотрела его. Большая часть имущества отходила жене при условии, что та больше не выйдет замуж. Десять тысяч фунтов доставались «моей дочери Амелии», но лишь «в том случае, если она не вступит в брак». Старый негодяй хотел сохранить власть над семьей даже после смерти, подумала Фрина.

Надзор за выполнением завещания был поручен адвокатской фирме. Все наследство оценивалось примерно в пятьдесят тысяч фунтов. Это не включало дом, на который распространялось безусловное право собственности. Фрина отметила, что госпожа Макнотон могла теперь жить припеваючи на доходы с капитала.

– Это завещание. Вы знаете его условия?

– Да. Отец оставил мне кой-какие деньги при условии, что я не выйду замуж. Но он не может воспрепятствовать мне получить бабушкино наследство. Она оставила его мне, но отец наложил на него лапу и пустил деньги в дело, а мне отказался выдать даже небольшую сумму. Бумаги тоже должны быть где-то там. Вот… – Амелия выудила из кипы бумаг старинный пергамент и заверенную копию завещания. – «Моей внучке Амелии завещаю сумму в пять тысяч фунтов». Мне этих денег на всю жизнь хватит. Не нужны мне отцовские.

Отлично сказано, подумала Фрина. Интересно, а Паоло думает так же?

– А вы рассказывали Паоло о завещании?

– Да, – безразлично подтвердила Амелия. – Он сказал, что ожидал от отца чего-то подобного.