Трое в штатском вошли в театр через главный вход, и Комов, показав удостоверение ГУББ, вызвал администратора.

– Нам нужно три любых места, – сказал Алексей.

Администратор посмотрел на него всепонимающим взглядом и, не задавая лишних вопросов, на которые он однозначно не получил бы ответов, поинтересовался:

– Откидные подойдут?

– Любые места, – повторил Комов с раздражением в голосе. – Кстати, что у вас сегодня дают?

– «Дон Кихот» с Улановой, – с гордостью ответил администратор.

Он подвел неожиданных зрителей, с которыми ему вовсе связываться не хотелось, к кассе с табличкой «Билетов нет», и вскоре троица оперативников, Комов, Фомин и Крон, оказались в фойе театра, через которое проследовали в зрительный зал, даже не поинтересовавшись, через какое фойе они прошли, через Красное или Белое. Сели на откидные места. Крон сразу же засек англичанина, который находился на несколько рядов сзади. Повезло. Потух свет в зале, осветилась сцена, и началось балетное волшебство.

Фомин никогда не был в Большом театре и жалел о том, что ему вряд ли удастся посмотреть второе действие.

«Ну, будем смотреть, что служба позволяет».

Забыв на время про англичанина, они, не отрываясь, наслаждались завораживающим действием на сцене. Уланова была великолепна.

В зале зажегся свет, и зрители потянулись со своих мест кто в буфет, кто в туалет.

«Только бы они разделились со своей дамой, – внутренне взмолился Комов. – А где они могут разделиться? Вопрос риторический. Мы его в любом случае возьмем, но будет лишний шум».

Парочка зашла в буфет. Женщина встала в очередь, а мужчина-англичанин направился в заведение с буквой «М» на двери. В туалет вслед за ним вошли все трое и пристроились к писсуарам – облегчиться не помешает. Англичанин закрылся в кабинке – видимо, по-большому захотелось. Фомин сразу же начал ломать комедию, отвлекая внимание посетителей туалета.

– Это надо же какой шедевр! Душа болит и пылает, – воскликнул он громким голосом, встав возле двери. – А Уланова просто звезда балета.

Туалетная публика с интересом смотрела на чудака, а Фомин продолжил извергать подобные перлы. И никто не заметил, как Комов отжал дверь с хилой задвижкой и врезал англичанину в лоб основанием ладони. Тот сразу же сник.

– Человеку плохо! – вскричал Алексей, вытащив беспамятное тело из кабинки. К нему на помощь тут же бросились Фомин с Кроном, кое-как натянули на англичанина брюки, обхватили с двух сторон и вывели его прочь из туалета. По дороге к служебному выходу Комов приговаривал, как назойливую скороговорку:

– Человеку плохо. Уже скорую помощь вызвали.

Встречные зрители лишь бросали мимолетные взгляды на странную компанию. Их чужие проблемы не интересовали – они пришли смотреть балет. Выйдя через служебный выход, попутно прихватив с собой Мамонта, группа захвата погрузилась в медицинский фургон, и машина скрылась в переулках центра Москвы. По дороге пленный очнулся и пытался качать права, при этом сильно размахивая руками, – пришлось его связать и заткнуть рот куском марли.

Англичанина поместили в камеру, одну из двух, которую в ГУББ называли помещением для временно задержанных, и оставили отдыхать до утра. Отдыхать и думать.

Допрашивали его прямо в камере на следующий день. Слепцов сразу же ошарашил арестованного, заговорив с ним по-английски, которым изрядно владел. Он был мастер на подобные фокусы.

– Я не понимаю, что вы говорите, – сказал англичанин по-русски, отрицательно замотав головой.