| 
                                    
 — Как вас зовут? — Да уж… Вопрос несколько запоздал, но лучше поздно, чем никогда. 
— Полина. 
— Спасибо вам, Полина. Не знаю, есть ли у меня шансы, но спасибо хотя бы за желание помочь. 
— Вы не очень-то верите в успех, да? — интересуется мужчина. 
Я качаю головой из стороны в сторону: 
— Слишком непростые люди за меня взялись. 
— Скажите мне, что это не связано с набирающим обороты допинговым скандалом. 
— Именно с ним и связано, как я подозреваю. 
— Черт. 
Пожимаю плечами. Что тут можно ответить? 
— Каков ваш план? — интересуется мужчина. 
— Дать показания в Спортивном арбитраже. После этого я стану неинтересна. И смею надеяться, что от меня отстанут. 
— Думаете, они боятся ваших показаний? 
— А чего же еще? Вы думаете, много таких свидетелей, как я? Чтобы противостоять системе, нужно иметь стальные яйца. 
— Да, — соглашается Булат, изучающе меня разглядывая. 
Потом он удовлетворенно кивает, будто бы обнаружив во мне то, что искал, и добавляет: 
— Вы можете ничего не опасаться. Наверное, это везение, что вас решили убрать за пределами вашей страны, но здесь… у нас… я вам могу полностью гарантировать безопасность. Требуется ли вам политическое убежище? 
— А что… И это можно провернуть? — удивляюсь, пристально разглядывая этого совсем непростого, как оказалось, мужчину. 
— Иначе бы не спрашивал. 
Киваю головой, мол, поняла, и утыкаюсь взглядом в потолок. Сил совсем не осталось — настолько меня утомил наш разговор. Как я вообще планирую перелететь через океан в таком состоянии? 
— Виктория… 
— Да? 
— Кто этот человек, с которым по вашей просьбе связалась Полина? 
Как ответить на этот вопрос, если я сама для себя не нахожу ответа? Кто он? Человек, который был в моей жизни с момента его рождения? Как брат, или друг, или сын… С которым мы делились секретами, грезили о великих победах и просто валяли дурака. Которого я любила больше всего на свете, но не смогла полюбить так, как он того хотел? И не смогла ли? Или не захотела, испугавшись? Осуждения, порицания, сплетен… Ведь когда мы виделись в последний раз, ему было уже восемнадцать, и, при желании, наплевав на все, я могла бы… Или не могла? 
— Это мой Лев, — говорю и отрубаюсь. Последними словами, которые я услышала, были: 
— Поль, она бредит? 
— Нет, хороший мой, этого человека так зовут. Лев Эверет. 
Я вижу необычный сон. Как будто мне показывают мое прошлое. Моя последняя олимпиада. В голове нет никаких мыслей. Абсолютная концентрация. И прекрасная музыка. Делаю элемент за элементом, каскады, вращения, прыжки… Растворяюсь в своей программе. Заново переживаю чувство триумфа, сидя в уголке слез и поцелуев. Складываю пальцы в своем коронном жесте для него… Для Левки. Я счастлива, как никогда в жизни. Я сделала это. Камеры, вспышки, толпы поклонников. Я на вершине мира. 
Отрезвление наступило месяца через два. Мне двадцать восемь, мой организм искалечен большим спортом, и я ничего в жизни не видела, кроме катка. У меня даже отношений с мужчиной никогда не было. По крайней мере, серьезных и длительных. Левка пропадал то на играх, то на сборах, у него все было впереди. Молодость, победы, жизнь. У меня же было такое ощущение, что моя жизнь остановилась и замерла в одной точке. Я никогда до этого не размышляла о том, чем буду заниматься по окончании своей спортивной карьеры. Не мыслила себя вне спорта. Там я была небожительницей, там я была номером один.                                                                      |