Снова достал сотовый.

— Здаров, Саня. Подзаработать хочешь? Конечно, хочешь. Не ссы. Ничего криминального. Заедешь ко мне — я передам тебе конверт. Отвезешь его моей же… Отвезешь его Дарине Вороновой. Когда? Через десять-пятнадцать минут. И еще… телку мне найди. Брюнетку со светлыми глазами. Высокую и худую. Молчаливую и сговорчивую… Не бойся — не покалечу. Я разве просил цену? Все. Жду.

Вытащил симку и выкинул в окно. Вставил новую. Зашел в альбомы и стер все фотографии. Долго не мог стереть ту, что стояла на экране, поглаживал лица обеих, стиснув челюсти, а потом решительно стер. Очистил корзину и бросил сотовый на соседнее сиденье.

Повернул резко руль и выехал на трассу.

ГЛАВА 1. Максим

Лишь глупые люди считают путь любви счастливым. Только тот, кто откажется от всего во имя Ее, сможет встать на Ее дорогу. И пройдя этой тропой до конца, он обретет не счастье, а боль. Но только тот, кто прошел по этому пути, может сказать, что жил.

Мне позвонили ночью. Часа в три. Я не спал. Сидел в нашей спальне на полу, облокотившись о стену и запрокинув голову. Нет, я не пил. Не мог себе позволить подобной роскоши, я хотел оставаться отцом для Таи, а не приходящим дядей с вечным запахом перегара изо рта. Время, которое я последнее время проводил с ней, помогало мне справиться с отчаянием из-за этого изнуряющего ожидания, когда же моя девочка придет в себя. Да, я терял надежду, зачем лгать… я ведь не идиот и понимал, что с каждым днем шансов на то, что Даша откроет глаза, становилось все меньше. Фаина не говорила мне это в глаза, она была слишком деликатной для таких жестоких прогнозов, но круглосуточное дежурство из палаты Дарины убрали уже пару месяцев назад. А я проводил там по нескольку часов в день. Обычно утром. Приезжал с ее любимыми ромашками. Ставил в вазу, садился рядом и брал ее за руку. Мне казалось, что, если я пропущу хотя бы один день, она почувствует, что я не держу ее, и "уйдет" от меня. И от этой мысли мне становилось жутко… потому что без нее я стану живым мертвецом, я уже им стал. В зеркало почти не смотрелся, но точно знал, что оттуда на меня взглянет заросший, осунувшийся человек с очень больными глазами.

Я гладил ее руку и наслаждался каждым прикосновением — какие же у нее тонкие и прозрачные пальчики. Такие нежные. Я сам срезал с них ногти. Я боялся, что ее поранят или причинят боль. Приезжал, чтобы вместе с сиделкой вымыть ее, переодеть в чистое и расчесать волосы, чтобы потом вдыхать запах на шее у самого уха и, закрыв глаза, представлять, как по утрам точно так же зарывался лицом в ее локоны. Вот оно счастье, какое же оно простое и невесомое. В незначительной ерунде, которая вдруг обретает совсем иной смысл, когда мы ее теряем.

"Маленькая моя девочка, я так соскучился по тебе. Я рассыпаюсь без тебя на молекулы и атомы. И жду тебя. Слышишь? Я жду тебя, малыш. Надо будет — десятилетиями ждать буду. Ты только пытайся вернуться обратно. Не сдавайся. Борись там. А я буду бороться за тебя здесь".

Я знал, о чем думает персонал, знал так же то, чего никогда не скажет вслух Фаина — они все считали, что ее уже можно отключить. Что надежды уже не осталось. А они знали, что за это я сверну каждому из них шею, и эти приборы будут пиликать и сотню лет, пока я сам не решу иначе.

Целовал ладошку, прижимаясь к ней заросшей щекой. Потом укрывал ее. Гладил по волосам, целовал в губы и уходил. Мой телефон никогда больше не был выключен.