У Уэллса стартовое время – два часа дня.
– Что, блин, вообще за стартовое время такое? – Я провожу ладонью по лицу, одновременно выдергивая зарядку из телефона. – Еще десяти нет.
Мама присаживается на край кровати, и я тут же подтягиваю к себе ноги, обнимая руками колени.
– Никуда я не поеду.
– Лиа, это не просьба. Я хочу, чтобы ты поехала. Для него это важно.
– Плевать.
– Для меня это тоже важно.
Я пытаюсь испепелить ее взглядом, мама в ответ вскидывает руки.
– Ладно ладно. Не знаю, что сказать. Он уже едет. Это его праздник, столик уже забронирован. Так что можешь начинать надевать лифчик.
Я откидываюсь на спину, закрывая подушкой лицо.
Час спустя мы теснимся в кабинке стейкхауса в Бакхэде: я рядом с мамой, Уэллс напротив. Стейкхаус. До полудня.
Заказав напитки, Уэллс пытается завязать дружескую беседу:
– Твоя мама сказала, что ты играешь в группе.
– Ага.
– Здорово. Я когда то играл на кларнете. – Он энергично кивает. – Отличные были времена.
Не знаю даже, что ответить. Чувак, я в группе играю. В настоящей группе. Мы не «Битлз», конечно, но и не дудим детские песенки про горячие булочки , не выходя за пределы школьного актового зала.
– Уэллс обожает музыку, – поддерживает разговор мама, поглаживая его по руке. Меня передергивает каждый раз, когда она к нему прикасается. – Как зовут того певца, что тебе нравится? Из «Американского идола» ?
– Ты про Дотри ?
Дотри. Я даже не удивлена. Вообще то мама должна была догадаться: не стоит упоминать подобное, если она хочет, чтобы я уважала Уэллса.
– Может, вы слышали про Oh Wonder ? – Задавая этот вопрос, я точно знаю, что он ответит «нет». Это противоречило бы всем законам физики и химии: люди, которым нравится Дотри, не могут знать про Oh Wonder. Мне просто интересно, сознается ли Уэллс в этом. Может, это и гадко, но так уж я проверяю людей. Не так важно, знает ли человек о существовании некой группы; важно, призна́ется ли он в этом.
– Нет, не слышал. Это группа или исполнитель? – Он достает телефон. – Я запишу. Это два слова или одно?
По крайней мере, он честный. Уже что то.
– Это группа.
– Похожи на Стиви Уандера?
– Не очень. – Я сдерживаю смех, бросаю взгляд на маму и вижу, что она тоже улыбается.
Созна́юсь: на мой взгляд, Стиви Уандер – король, и пусть в наше время сообщать об этом не особенно круто. Так получилось, что родители крутили мне Signed, Sealed, Delivered (I’m Yours) на стареньком CD плеере еще до рождения. Мама где то вычитала, что младенец способен воспринимать музыку даже в утробе. И это сработало, потому что именно эту песню я напевала и дома, и в продуктовом. Даже сейчас она успокаивает меня каким то совершенно необъяснимым образом. Мама рассказывала, они выбрали именно ее, потому что оба готовы были слушать ее раз за разом каждый день на протяжении всей их совместной жизни.
Совместной жизни. Быстро выяснилось, что она будет недолгой. Мне больно даже думать об этом.
Мы разделили на всех большую пачку кукурузных чипсов со шпинатом и сыром; какое то время все даже шло неплохо. Уэллс и мама болтали о работе, я достала телефон и обнаружила несколько пропущенных сообщений.
От Анны: Аргх, Морган УЖАСНО расстроена .
От Гаррета: Ты просто обязана одеться на игру вот так. К этому заявлению прилагались рыдающий от смеха смайлик и картинка с изображением девушки, на голове которой был шлем, вырезанный, похоже, из мяча для соккера. В «шлеме» были заботливо прорезаны дырочки, из которых торчали два хвостика.
Так и поступлю , – отвечаю я и возвращаюсь к сообщению от Анны. |