Вместо пострига царь заставил Зотова жениться на вдове Стремоуховой, урожденной Пашковой, тетке одного из своих денщиков. Напрасно молил Зотов уволить его от посмешища; тщетно старший сын жениха приводил резоны относительно усложнения дел наследования, если этот брак состоится, — царю охота повеселиться на шутовской свадьбе. И от дел своего старого учителя Петр не намерен был отпускать, его ждала шутейская столица.

Резиденцией «собора» был «Пресбург», укрепленное место близ села Преображенского, где его члены проводили время в беспробудном пьянстве. Иногда эта пьяная компания выползала из своих келий и носилась по улицам Москвы в санях, запряженных собаками, свиньями, козами и медведями. С визгом и шумом соборяне в облачении, соответствующем чину каждого, подъезжали к дворам знатных москвичей, чтобы славить. Петр принимал в этих вылазках живейшее участие и оказывал князю-папе преувеличенные внешние признаки почтения сану. Однажды он встал на запятки саней, в которых ехал Зотов, и, как лакей, проследовал таким образом через всю Москву.

Зотов не только «работал для души» — за свой труд он получал жалованье в 2000 рублей, «готовые домы в Москве и Петербурге» и двенадцать слуг, каждый из которых был заикой, глухим, кривым и безобразным. Он пользовался правом требовать из дворцового погреба столько вина, пива и водки, сколько мог выпить вместе со своим беспутным двором. На церемониях князь-папа всегда держал скипетр и державу, изрыгал бессвязные речи, где непристойности чередовались с цитатами из Библии, и благословлял стоящих перед ним на коленях крестом из двух курительных трубок. Голову князя-папы венчала тиара из свиной требухи. Затем «понтифик» давал поцеловать соборянину статую Бахуса вместо иконы. Зотов танцевал перед гостями, пошатываясь и рыгая, подбирая полы облачения, так что были видны его кривые ноги. Князя-папу окружал конклав из двенадцати ряженых кардиналов, выбранных не только из первейших, но и чиновнейших пьяниц, и множества ряженых епископов, архимандритов и дьяконов. Все это сборище кривлялось, орало, пило, жрало, богохульствовало. Царь присутствовал на всех этих шутейных сборищах и пил больше всех.

Современники пытались разгадать смысл странных забав государя. Одни связывали преднамеренное спаивание гостей со стремлением выведать у них то, что каждый из них не скажет в трезвом виде ни о себе, ни о других. У охмелевшего человека развязывался язык, чем умело пользовался Петр, направляя беседу на интересующие его предметы. Другие видели в вылазках «всепьянейшего собора» попытку Петра предостеречь от пьянства знатных лиц, в том числе губернаторов и сановников, среди которых этот порок был широко распространен. Возможность зачисления в собор и угроза стать посмешищем окружающих должны были якобы удерживать сановников и губернаторов от пристрастия к вину. Третьи усматривали в деятельности соборян попытку высмеять папу римского и его кардиналов, заблаговременно сделать бесплодными попытки обращения русского народа в католическую веру.

Ни одно из этих предположений не убедительно. Два из них просто наивны, а третье не подтверждается фактами — в составе «собора» не было ни губернаторов, ни сановников. Не стоит также видеть в соборе какое-то особое отрицание католичества: Петр толком ничего не знал об этой конфессии. Во время путешествия по Европе обстоятельства не позволили ему побывать в Италии, так что неоткуда было возникнуть ненависти к папе римскому и католическому духовенству.

Сейчас полагают, что «собор» — это аналог европейского карнавала «праздника глупцов» и «пасхального смеха», привнесенный в Россию из Европы вместе с серьезными преобразованиями.

«Собор» обзавелся собственным уставом, совершенствовалась его иерархия, но за время своего существования он не приобрел никаких новых качеств, оставаясь всего лишь своеобразной формой развлечения.