Петр впал в панику. Бросив армию на герцога де Кроа, он умчался прочь. Герцог, потомок венгерских королей, но всего лишь наемник, не знал русского языка и общался с подчиненными через толмача. Деморализованные русские понесли унизительное поражение. Сорокатысячное русское войско русского двадцативосьмилетнего царя было разбито восьмитысячной армией восемнадцатилетнего короля шведского.

Потом Петр объяснял свое бегство разными важными причинами, но что могло быть важнее присутствия полководца на поле сражения?

В России было запрещено публично говорить о позорном разгроме. Русские послы получили приказ представлять неудачу при Нарве как результат предательства. Но европейские правители отчетливо представляли существующее положение вещей и открыто насмехались над русскими посланниками. Шведы выбили медаль, на которой был изображен удирающий Петр, потерявший шапку, бросивший шпагу и утирающий платком слезы.

Действительно, в этот период в Москве царь был совершенно убит горем и позором. Кроме того, он просто-напросто боялся Карла. Он требовал от своих дипломатов немедленного заключения вечного мира с Швецией. «Хотя и вечный мир учиним, а вечный стыд чем загладить?» — вопрошал русский патриот, российский посол в Вене князь Голицын.

К счастью, Карл решил сначала покончить с Августом Саксонским и не двинулся в глубь России.

Петр взял себя в руки и принялся за восстановление своей армии. Надежды на войну как увеселительную прогулку не оправдались. Катастрофа под Нарвой показала отсталость страны и низкую боеготовность армии. Победы требовали каждодневной изматывающей работы. Царь метался из конца в конец страны день и ночь, в любую погоду, в любое время года. Обыкновенная повозка или сани были для него и местом ночлега, и обеденным столом. Как не хватало ему сейчас знаний и умений, которые получали наследники старых правящих династий! Ведь умению управлять, как и любому иному, необходимо учиться смолоду.

Когда 21 августа 1704 года Нарва пала, пощады ее населению не было. Овладевшие городом солдаты кинулись грабить, совершая при этом невероятные зверства. Особенно доставалось женщинам. Почтенную супругу коменданта Горна удавили самым бесчеловечным образом. Царь носился по всему городу, пытаясь остановить эксцессы и убийства. Он собственноручно вырывал женщин из рук солдат, которые убивали их после насилия, и «даже был принужден пролить кровь нескольких московитов, кои посмели ослушаться его приказаний». В нарвской ратуше он положил на стол свою окровавленную шпагу со словами: «Шпага сия обагрена не кровью жителей, но самих московитов, единственно спасения ради жизней ваших». Если бы царь всегда был также человечен, то стал бы первым из людей, замечает Вольтер.

Сегодня победа, завтра — поражение. Такую жизнь Петр вел годами. Но такова же была и жизнь его главного противника Карла XII.

Шведского короля в этот период можно представить по описанию английского посланника лорда Степнея: «Одежда его голубого цвета с желтыми медными пуговицами, полы полукафтанья отвернуты спереди и сзади, открывая камзол и кожаные штаны, часто очень сальные. Его рубашка и рукава обыкновенно очень грязны, манжеты и перчатки он надевает только тогда, когда едет верхом. Руки его такого же цвета, как обшлага, так что их с трудом можно различить. Волосы его светло-коричневые, очень жирные и короткие, и он никогда не расчесывал их гребнем, а только пальцами. Он садился без всяких церемоний на первый попавшийся в столовой стул, очень быстро ел, никогда не задерживался за столом дольше чем на пятнадцать минут и не говорил ни слова, пока ел. Маленькая кружка пива была его единственным крепким напитком. Он не признавал ни простыней, ни пологов над кроватью; перина, лежавшая под ним, служила ему и одеялом: он прикрывался ею. Рядом с постелью у него лежит прекрасная с позолотой Библия — единственная представительная вещь в его обстановке».