Судьи увидели, чего добивается от нее Бопэр, и следили за его игрой с жестоким любопытством. Бедная Жанна стала рассеянна и задумчива — должно быть, она утомилась. Жизнь ее была в опасности, а она этого не подозревала. Настала удобная минута, и Бопэр осторожно захлопнул западню:
— Почиет ли на тебе Божия благодать?
Даже среди этой своры нашлось два-три порядочных человека. Одним из них был Жан Лефевр. Он вскочил и крикнул:
— Это — страшный вопрос! Обвиняемая не обязана отвечать на него!
Кошон потемнел от злобы, увидев, что гибнущей девочке брошена доска, и закричал:
— Молчать! Сядь на место! Обвиняемая ответит на этот вопрос!
Казалось невозможным, чтобы Жанна вышла из этого затруднения. Скажет ли она «нет», или «да» — все равно она себя погубит, ибо в писании сказано, что это никому не дано знать. Жестокое надо иметь сердце, чтобы расставить такую ловушку несведущей девочке, да еще гордиться этим и радоваться. Минута ожидания была для меня страшной, она показалась мне годом. Все были возбуждены, и большинство — радостно возбуждено. Жанна ясными, невинными глазами оглядела все эти хищные лица и кротко произнесла бессмертные слова, которыми смахнула страшную западню, точно паутину:
— Если на мне нет благодати, молю Господа даровать ее мне; если да молю, чтобы не лишал ее.
Действие этих слов вы не можете себе представить. Сперва воцарилось гробовое молчание. Люди изумленно переглядывались; иные, устрашившись, осеняли себя крестным знамением. Я услышал шепот Лефевра:
— Людская мудрость не в силах была бы придумать такой ответ. Кто же вразумляет этого младенца?
Бопэр снова взялся за дело, но он был так унижен своим поражением, что спрашивал вяло и бестолково, без всякого воодушевления. Он задал Жанне бесчисленное множество вопросов о ее детстве, о дубовой роще, о лесовичках, о детских играх и забавах под нашим милым Волшебным Буком; заставив ее вспомнить все это, он вызвал у нее слезы, но она крепилась и на все отвечала.
В заключение священник снова вернулся к ее одежде — этот вопрос на протяжении всей коварной травли невинной жертвы постоянно висел над ней зловещей угрозой.
— Ты не хотела бы переодеться в женское платье?
— Да, если выйду из тюрьмы, а здесь — нет.
Глава VIII. Жанна рассказывает о своих видениях
В следующий раз суд собрался в понедельник, двадцать седьмого. Поверите ли, епископ словно забыл, что уговорился спрашивать только о том, что значится в обвинительном акте, и снова приказал Жанне дать присягу без оговорок. Она сказала:
— Неужели я не довольно присягала?
Она так и не сдалась, и Кошону пришлось отступить.
Жанну снова стали спрашивать о Голосах:
— Ты говоришь, что признала в них святых, когда услыхала их в третий раз. Какие же это были святые?
— Святая Екатерина и святая Маргарита.
— Откуда ты знала, что это они? Как ты отличала их друг от друга?
— Я знала, что это они, и я их различаю.
— Но как?
— По тому, как они ко мне обращаются. Они наставляют меня уже семь лет, а кто они — об этом они сказали мне сами.
— А чей был первый Голос, который ты услышала тринадцати лет от роду?
— Это был голос святого Михаила. Он сам предстал мне, и не один, а в сонме ангелов.
— Ты видела архангела и его служителей телесными очами или духовными?
— Телесными — вот как я вижу вас; а когда они скрылись, я заплакала, зачем они не взяли меня с собой.
Мне вспомнилось ослепительно сияющее видение, явившееся ей в тот день под Волшебным Буком, и я содрогнулся, хотя это было так давно. |