Заминка объяснялась тем, что ему пришлось вынимать наручники левой рукой из правого кармана. Правую руку он держал на отлете, и по лицу его было отчетливо видно, что расшибленная кисть причиняет ему сильнейшую боль. Впрочем, несмотря на боль, Сизый был-таки профессионалом и, вопреки ожиданиям Комбата, подошел к нему не спереди, а сбоку. Когда он сунулся к нему с наручниками, Комбат еще раз взглянул на Пономаря и понял, что в случае чего тот выстрелит не задумываясь и скорее всего не промахнется. Следовало выждать более удобного момента, и Борис Иванович со вздохом позволил защелкнуть у себя на запястьях стальные браслеты.
— Ну, — спросил он, — куда поедем?
— Ха, — сказал Сизый, который почувствовал себя гораздо увереннее, сковав грозного противника, — поедем. Слышь, Пономарь? Он прокатиться хочет!
— Сейчас прокатим, — пообещал Пономарь, продолжая держать Комбата под прицелом. — Включи-ка ему первую передачу.
Сизый медленно двинулся по кругу, меряя пленника с головы до ног оценивающим взглядом, словно выбирая, куда ударить.
— Ну, чего смотришь? — насмешливо спросил Комбат, уже успевший понять, что его никуда не собираются везти. Весь этот, с позволения сказать, арест был просто дешевой комедией, направленной на то, чтобы свести с ним счеты. Ребята явно действовали по собственной инициативе, а значит, с ними можно было не церемониться. — Чего смотришь, спрашиваю? Не бойся, не укушу.
— Веселый, гад, — продолжая шарить по фигуре пленника глазами, сквозь зубы процедил Сизый. — Ничего, сейчас загрустишь.
Он вдруг остановился и нанес короткий режущий удар в солнечное сплетение. Комбат охнул и согнулся пополам. Криво улыбаясь, Сизый подошел к нему вплотную и, схватив за волосы, запрокинул голову кверху.
— Больно? — с издевательским сочувствием спросил он.
— Да не так чтобы очень, — неожиданно ясным голосом ответил Комбат.
Сизый еще не успел ничего понять, а Комбат уже обрушился на его промежность скованными руками.
Сизому показалось, что у него в джинсах со страшным беззвучным грохотом разорвалась осколочная граната, а в следующую секунду почувствовал сокрушительный удар в переносицу и спиной налетел на Пономаря.
Пономарь сделал шаг назад, пытаясь увернуться, но позади оказалась закрытая дверь, и он коротко заорал от нестерпимой боли, когда голова Сизого, показавшаяся ему тяжелой и твердой, как чугунная болванка, протаранила его многострадальную грудную клетку. Пистолет он не выпустил, но теперь от него было мало проку, потому что все тело Пономаря, казалось, превратилось в сплошной комок ужасной боли, и управлять этим комком было превыше его сил.
Шатаясь, он встал с колен и, держась за поврежденный бок, попытался поднять пистолет.
— Экий ты упрямец, — с упреком сказал Комбат и вполсилы ударил его в челюсть. Пономарь молча обрушился в угол, выронив пистолет, и затих там, мучительно пытаясь сообразить, жив он или уже умер.
— Так, — деловито сказал Комбат, поворачиваясь к Сизому, который уже подобрал под себя конечности и даже успел подняться на четвереньки. — Теперь ты.
— Ммм, — промычал Сизый, отрицательно мотая головой, отчего по всей прихожей разлетелись густые красные капли.
— Ты уверен? — спросил Комбат.
— Мммм!.. — ответил Сизый, кивая головой. Кивок получился вялым, но он все равно потерял равновесие и со стуком воткнулся лбом в линолеум.
— Пол не проломи, — предупредил Борис Иванович.
Он наклонился, чтобы отобрать у Сизого ключ от наручников, и в этот момент подкравшийся сзади Мешок, про которого он совсем забыл, ткнул его в шею электрошокером. |