Комбат ухмыльнулся в усы — за дверью палаты сестричку подстерегал Подберезский, перед которым стояла конкретная боевая задача: продержаться ее там ровно столько, сколько понадобится. Борис Иванович не мог припомнить случая, когда Подберезский не справился бы с возложенной на него командованием миссией, и потому не очень торопился, подходя к высокой кровати на колесиках, на которой лежал непривычно бледный и казавшийся каким-то ненормально длинным Бурлаков.
Борис Иванович придвинул к кровати стул и уселся, подобрав полы выданного ему сварливой гардеробщицей белого халата. Халат был узок — расстояние между его рукавами на спине составляло сантиметров пятнадцать, не больше, — и все время норовил свалиться с широких плеч Комбата, так что тот вынужден был завязать рукава на горле, превратив халат в некое подобие бурки.
Бурлаков открыл глаза и слабо улыбнулся.
— Комбат, — едва слышно сказал он, — батяня... Видишь, какая чепуха получается...
— Что это ты разлегся? — бодряческим тоном спросил Борис Иванович. Он никогда не умел разговаривать с больными и теперь испытывал сильнейшую неловкость пополам с непреодолимым желанием добраться до тех, кто продырявил Бурлакова. Впрочем, он сильно сомневался, что тот сможет вспомнить своих обидчиков: стреляли в него со спины, так что он скорее всего вообще ничего не видел. — Велика важность, — продолжал Комбат, — дырка в спине! Ишь, устроился, как король, девки ему утку подносят...
— И не говори, — слабо улыбнулся Бурлаков. Говорить ему было трудно, он задыхался и делал длинные паузы между словами, и Комбат стиснул кулаки от бессильной ярости. — Всю жизнь мечтал сходить по-большому, не вставая с кровати, — добавил Бурлаков.
— Ну это ладно, — сказал Рублев. — Это даже и к лучшему. Сестрички поглядят-поглядят, какой ты ниже пояса орел, глядишь, какая-нибудь и клюнет...
— Главное, чтобы наживку не съела, — с натугой пошутил Григорий.
— Боже сохрани! — воскликнул Комбат и, с облегчением отбросив шутливый тон, спросил:
— Признавайся, кто тебя так отделал?
— Не надо, Иваныч, — едва слышно попросил Бурлаков. — Хрен с ними, незачем тебе мараться...
— Ага, — удовлетворенно сказал Комбат. — А я-то думал, ты их не видал... Ну, держитесь, отморозки!
— Да не надо, комбат, — снова попросил Григорий. — Это менты, так что...
— А что, менты из другого теста? — ответил Комбат. — Ты знаешь, почему я у Подберезского живу?
Кстати, надо посмотреть: может, те трое эфэсбэшников тоже тут лежат.
— Там тоже был эфэсбэшник, — вспомнил Бурлаков. — Они его как-то замочили, а тут я.., не ко времени, блин.
— Ну вот, — сказал Борис Иванович, мрачнея, — а ты говоришь, не надо... Они же, как я понимаю, свидетеля убирали, так? А раз так, то нет никакой гарантии, что они тебя здесь не разыщут. Где дело было?
— В аэропорту. У меня лопатник сперли — с деньгами, с паспортом, со всем на свете... Я в ментовку, а там сержант.., здоровенный такой, рябой... Морду я ему.., того...
— Ага, — удовлетворенно кивнул Комбат. — Значит, особая примета есть. Стрелял он?
Бурлаков снова улыбнулся.
— Ему, Иваныч, не до стрельбы было... Это лейтенант. Как я его, гада, вовремя не заметил?
— Ладно, — сказал Комбат, — теперь это уже не важно.
— Баулы жалко, — сказал Бурлаков. |