— Послушай-ка, монах! Что это у тебя за одежда?

— Обыкновенная ряса…

— Говори: господин рыцарь! — предупредил трясущийся от холода стремянной. — Это крейцхер!

— Извините, господин рыцарь!

— Дай-ка сюда свою одежду, а то это неправильно, когда крейцхер раздет, а странствующий монах одет… Нужно делиться со мной всем, что имеешь!

— О чем разговор! Берите…

— Дай что-нибудь из своих тряпок и моему стремянному, а то по вине этих проклятых разбойников мы остались, в чем мать родила!

— Рад услужить! — проговорил монах, стаскивая шерстяную свитку и оставаясь в исподнем.

— Вот теперь все законно! — удовлетворенно кивнул рыцарь. — Мое имя Ганс Брауденберг, я — крейцхер Штейнгаузенского монастыря. А ты кто таков?

— А я пастор Клаус — капеллан полка польских гвардейцев… Нет, брат мой! — заметив желание вернуть одежду брату во Христе, поспешно произнес монах. — Все это в прошлом. Сейчас я самый обыкновенный служитель Господа, свершающий паломничество в святые места.

— О, брат мой! Сколь трудна твоя дорога!

— Как и жизнь любого из нас, посвятивших себя богоугодным делам.

— Верно, молвишь! Приглашаю тебя, брат, в нага замок. Ты спас меня от мучительной смерти и потому я помогу тебе хорошо отдохнуть. А потом мы вместе вознесем благодарственный молебен за избавление от смертельной опасности! — предложил крейцхер.

— Рад принять ваши предложения!

— Тогда вперед! Наш ждут кров и обильный стол.

Часа через два братья во Христе повстречались с многочисленным отрядом драбантов из замка-монастыря, спешивших на помощь рыцарю и его слугам.

— Бесполезно преследовать разбойников! — безнадежно махнул рукой Брауденберг. — Они уже наверняка под защитой толстых стен Эйрагольского замка.

— Так ты думаешь, что это были происки подлых жмудинов? — спросил один из крейцхеров у Ганса Брауденберга.

— Трудно сказать определенно, ведь в лесу, как известно, все волки серы. Но скорее всего это были именно они, жмудины… — ответил тот.

— Ну, так они еще поплатятся, твари! — погрозил кулаком в железной перчатке крейцхер.

— Подожди, брат Фридрих! Пока еще нет войны с Литвой, — придержал прыть своего сотоварища другой рыцарь, на щите у которого был изображен медведь с мечом в лапе. — Нужно скорее доложить о происшедшем командору. Пусть он принимает решение. Дайте коней спешенным! — приказал он слугам. — И в путь!

Вскоре за последним из отряда тевтонцев захлопнулись тяжелые ворота замка и сразу же завизжали ржавые цепи, поднимавшие мосток через глубокий ров с водой, находившийся у самых крепостных стен.

Командор Штейнгаузенского конвента граф Брауншвейг — маленькое существо на кривых ногах — восседал за тяжелым дубовым столом при свечах. Во дворе замка все еще было довольно светло, но в мрачных каменных покоях на втором этаже, где находилась келья командора, всегда царил полумрак. Командор знакомился с грамотой, доставленной еще ранним утром от самого великого комтура — барона фон Шлипенбаха. Прочитав написанное, граф аккуратно свернул грамоту в трубочку и, обращаясь к брату Паулю — рыцарю, заведовавшему госпиталем, а заодно и всем хозяйством замка, произнес:

— Слава Господу нашему Иисусу Христу! На днях великий комтур посетит наш замок и примет от всех заверения в преданности святому кресту.