— Не влияет? — Нелл покачала головой. — А почему никто не сказал мне, что он — один из нас?

— Потому что это не так! — выпалила Рипли. — Сэм Логан — не один из нас!

— Вряд ли Нелл имела в виду, что Сэм — наша подруга, — иронически заметила Майя. — Или хотя бы островитянин. Конечно, он всегда будет считаться островитянином, потому что вырос здесь. — Она махнула рукой, отметая эти соображения. — Но его дар не имеет никакого отношения к нашему.

— Ты уверена в этом? — спросила Нелл.

— Нас трое. — В голосе Майи послышался металл, а пламя в камине затрещало и поднялось. — Мы составляем круг. Нам предстоит сделать то, что суждено. То, что этот крысиный ублюдок, как его удачно назвала Рипли, тоже имеет дар, ничего не меняет.

Она с деланым спокойствием потянулась за третьей гроздью.

— А теперь перейдем к солнцестоянию.

Она не позволит этому случиться. Она сделает все необходимое одна или вместе с сестрами. Но никого не впустит в их круг. И в свое сердце.

В разгар ночи, когда весь остров спал, она стояла на скалах. Шел холодный злой дождь, черное море билось в зазубренные утесы так, словно хотело разнести их на куски. Упрямый ветер яростно трепал волосы Майи и развевал полы ее плаща, так что они поднялись в воздух, словно крылья.

Темноту нарушал лишь вращающийся клинок света, вырывавшийся из белой башни за ее спиной. Он освещал Майю, скалы и море. А потом снова все погружалось во тьму.

«Прыгни, — шептал коварный голос. — Прыгни со скалы, и все кончится. Зачем ты борешься с неизбежным? Зачем тебе жить в одиночестве?»

Сколько раз она слышала этот голос. Сколько раз приходила сюда, испытывая себя. Она приходила даже тогда, когда ее сердце было разбито на миллион мелких осколков. И победила. Она никогда не сдастся.

— Ты не одолеешь меня. — Грязный туман полз по земле и камням, окутывая ее холодом. Казалось, ее щиколотки обхватывали ледяные пальцы, готовые сделать роковой рывок. — Я никогда не сдамся. — Она подняла руки и развела их в стороны.

И вызванный ею шквал разнес туман в клочья.

— Я защищаю и свято храню все, что имею, и все, что люблю. — Она подставила лицо дождю, капли которого лились по ее щекам, как слезы. — И наяву, и во время сна буду любимым своим верна.

Магия наполнила ее и запульсировала в такт биению сердца.

— Бремя свое до конца донесу и встречу судьбу лицом к лицу. Воля твердая сильна, пусть исполнится она.

Она закрыла глаза и стиснула кулаки, словно хотела сразиться с ночью. Словно могла пробить пелену, мешавшую ей видеть будущее.

— Почему я не знаю? Почему ничего не делаю? Почему только чувствую?

С воздухом что-то случилось; казалось, ее щеки погладили теплые ладони. Но это было не успокоением, в котором она нуждалась, и не попыткой уговорить ее проявить терпение. Поэтому она отвернулась от моря и побежала к дому, в окнах которого горел свет. Полы плаща летели за ней.

Лулу сидела в постели с третьим бокалом вина, последним триллером «Дневник американского каннибала» и пакетиком чипсов с сыром и луком. Спальню оглашала пальба Мэла Гибсона и Дании Гловера: одновременно Лулу смотрела по телевизору «Смертельное оружие».

Таков был ее обычный субботний ритуал.

Ночную рубашку ей заменяли рваные шорты, майка с надписью: «Лучше быть богатым, чем глупым», и фонарик, прикрепленный к бейсбольной шапочке.