— Бред! — Тяжело дышавшая Лулу неловко потянулась к шнуру.

Когда окно захлопнулось, она поскользнулась и упала на пол.

Едва отдышавшись, Лулу поднялась на колени, заплакала, подползла к корзине для рукоделия и достала оттуда две вязальные спицы. Сжимая их в кулаке, она осторожно встала.

Когда она набралась мужества и подошла к окну, шел мелкий теплый дождь; туман рассеялся. Облупившаяся уродливая горгулья стояла на своем обычном месте и показывала язык следующему прохожему.

Лулу стояла у окна, пока в телевизоре снова не началась пальба. Она вытерла ладонью пот со лба.

— Вот что делает с человеком лишний бокал «шардонне», — вслух сказала она.

Но все же — впервые со времени переезда — она вышла на улицу, обошла маленький домик, вооруженная спицами, и плотно заперла все окна и двери.

— Даже самый последний трудоголик имеет право на выходной, — сказал себе Сэм, выезжая из поселка. Он целыми днями сидел за письменным столом, проводя совещания, раздавая задания и изучая отчеты. Если не проветрить мозги, они просто изжарятся.

Как- никак стояло воскресенье. Дождь наконец унесло в море, и остров сверкал, как драгоценный камень. Задача Сэма требовала выяснить, что на этом клочке земли изменилось, а что нет. Это было не менее важно, чем карнизы и выступы.

Именно этой чувствительности не хватало предыдущему поколению Логанов. Сэм всегда знал, что его родители считали двадцать с лишним лет, проведенных на Трех Сестрах, чем-то вроде ссылки. Именно поэтому они так часто искали предлоги удрать на материк, а после смерти деда уехали туда окончательно.

Остров никогда не был для них домом.

Вернуться на него предстояло Сэму, потому что для него остров действительно был родным. Итак, один из ответов, за которыми он сюда приехал, теперь был найден. Три Сестры принадлежали ему, а он им.

По воде скользили прогулочные яхты — как моторные, так и парусные. Их вид успокаивал Сэма и даже доставлял ему удовольствие. На темно-синей воде подпрыгивали оранжевые, красные и белые буи. Земля рвалась навстречу воде.

Он видел семью, собиравшую моллюсков, и мальчика, гонявшего чаек.

Логану встречались дома, которых десять лет назад здесь еще не было. Он внимательно разглядывал улицы, прохожих, деревья. Потемневшее серебро кедров и пышная листва лип навевали на него светлую грусть. «Все растет, — думал он. — И люди, и природа».

Время не стояло на месте. Даже на Трех Сестрах.

Добравшись до северной оконечности острова, Сэм свернул на узкий глинистый проселок и прислушался к шороху шин. В последний раз он ехал по этой дороге на джипе, откинув крышу и включив радио на полную мощность.

Мысль о том, что сейчас он едет хоть и на «Феррари», но все же с откинутой крышей, а из стереоколонок несется громкая музыка, заставила его улыбнуться.

— Можно увезти ребенка с острова, но остров останется в нем на всю жизнь, — пробормотал он, остановившись напротив скал и возвышавшегося на них дома.

«Дом не изменился, — подумал Сэм. — Интересно, сколько времени понадобится островитянам, чтобы перестать называть его гнездом Логанов?» Двухэтажное здание вырастало из скалы так, словно делало это по собственной воле. Кто-то недавно выкрасил его ставни в темно-синий цвет, контрастировавший с серебристым деревом стен.

С крыльца и открытых веранд открывался потрясающий вид на пещеру и море. Окна были широкими, двери — стеклянными. Сэм помнил, что окна его комнаты выходили на море, и он смотрел в эти окна часами.

Очень часто постоянно меняющееся и непредсказуемое настроение водной стихии отвечало его собственному.

Море всегда разговаривало с ним.

И все же дом не вызывал у него ни сентиментальных чувств, ни ностальгии.