Я говорю об этом, чтобы немного прояснить то, что происходило со мной дальше.

Я стал ходить два раза в неделю на занятия по Катехизису, в конце апреля принял крещение и миропомазание. После этого на мессе впервые получил Причастие. Мне было очень хорошо в церкви, просто не передать, как хорошо… Я много стал читать древних книг, Библию — каждый день, святых отцов прошлого, как Восточных, так и Западных. Была у нас, конечно, и община, я приходил на собрания, мы что-то делали… но там не было вот этой Атмосферы, принятой в ликее. И я не приобрел там близких друзей сразу, ликеидов в общине не было, а ко мне относились как к ликеиду. То есть с некоторой дистанцией. Хотя отношения были хорошие со всеми… И мне было приятно просто находиться среди людей, смотреть на них, слушать — я их словно заново для себя открыл. Но в общине мы встречались не часто, один-два раза в месяц.

А окружали меня ликеиды…

Именно они были моими ближними, теми самыми ближними, которых я должен был, по учению Христа, любить и прощать. И казалось бы, проще любить людей, близких тебе по культурному уровню, образованию и воспитанию, тех, кем ты до сих пор восхищался… Ведь согласись, мы всегда восхищаемся друг другом, мы любим друг друга — вот и ты уже влюблена в Элину и ее мужа. Ликеиды красивы, умны, всегда корректны, с ними ты можешь быть спокойным за свою жизнь и кошелек, они не позволят себе даже оскорбительного слова, тем более — действия в твой адрес, они щепетильно честны, их терпимость и понимание не знают границ… Если уж я полюбил простых, не очень хороших людей — почему мне не любить ликеидов?

Так я думал. Но почему-то получилось так, что именно это оказалось для меня наиболее трудным.

Символ нашей терпимости, фраза «Каждый выбирает свой путь»… Когда эту фразу произносит твой близкий друг, она звучит несколько иначе: «каждый выбирает свой путь, что же, ты тоже выбрал свой, и нам с тобой отныне не по пути».

Такую фразу в разных вариациях я слышал много раз.

Меня с подчеркнутой вежливостью продолжали приглашать в компании… Мне улыбались, расспрашивали о делах. Но я чувствовал себя беспросветно чужим.

Понимаешь, если бы у меня был хоть один настоящий друг, он бы не сказал «иди своим путем». Он бы спорил со мной, возражал, доказывал, он не уходил бы от разговоров на больные, животрепещущие темы… Но ни одного друга у меня не оказалось. Лишь друзья в ликейском понимании — друзья до первой серьезной развилки. Я много раз пытался заговорить с кем-нибудь о том, что мне открылось, но они снова и снова уходили от разговора — зачем? Какой смысл? Нарушать свою ликейскую невозмутимость и ясность? Ради какого-то там отступника?

Именно отступником я ощутил себя тогда. Я отказался от этой милой, теплой атмосферы товарищества, я вышел из нее, я стоял вне… и никто не озаботился моим уходом. «Отряд не заметил потери бойца»…

Но в общем, я довольно легко это пережил. Одиночества больше не было — со мной был Иисус. Мне только тяжело было общаться с бывшими друзьями. Говорить с ними, как со всеми людьми? — да, я так поступал, но все время хотелось объяснить им что-то, доказать. Наставник просто прекратил общение со мной. Как только я промямлил ему о своем решении, пряча глаза — мне правда было очень трудно это сказать — он повторил ту же фразу: что же, каждый выбирает свой путь — и больше не пытался выйти со мной на разговор. Единственное, это он позвонил мне и сообщил, что я должен буду пройти обследование — нельзя просто так принять решение о лишении звания, может быть, у меня психический срыв… Вскоре после крещения я отправился в диспансер. Там я прожил месяц. Вот тут уже мне стало туговато. В церковь ходить я не мог, а окружали меня люди, абсолютно уверенные в ликейской идее, для которых я был если не больным, то странным запутавшимся субъектом.