|
А человек всегда умирает; если его убивают, он не может не умереть! Но основные действующие лица, ведущие человека к смерти, – это его близкие, члены его семьи. Именно родные видят его чаще всех; именно родные чаще ДУМАЮТ о нем и не всегда обходятся без ЧЕРНЫХ мыслей. В доме существуют стены, и кое‑кому в этом замкнутом пространстве очень удобно (гораздо удобнее, нежели ВНЕ дома) ждать… и расти… и ждать… и расти. Мир состоит из семей (даже если человек живет один, он – часть какой‑то семьи), как кирпичная стена из кирпичей. Разве между кирпичами есть что‑то? Почти ничего, они соприкасаются.
В мире Лилипута между домами ничего нет. Почти ничего. И если вы пойдете вслед за ним той дорогой, которой он пользуется, вы попадете из одного дома в другой, не выходя в вашем обычном (разве он реален? Нет, это не больше чем галлюцинация!) мире из первого дома. Лишь одно было неясно шерифу: когда появился Лилипут? Может быть, в ту ночь, когда Рори Тревор приканчивал из своего ружья своих родных, может, тогда? Возможно, у них в доме скопились чудовищной толщины напластования копоти из черных мыслей. Но разве можно быть уверенным, что Лилипут появился не в тот миг, когда Каин убивал Авеля? Адам и Ева были первой семьей, первые черные мысли появились в ПЕРВОЙ семье! Как решил Чарли, возможно, в определенный момент черных мыслей стало СЛИШКОМ много и… Лилипут не медлил, не растягивал удовольствие: он уничтожил весь Оруэлл меньше чем за сутки, за исключением горстки людей… но эти люди… обречены! Барьер! Он не выпустит НИКОГО! Хотя нет! Чарли может пройти… ведь он УЖЕ мертв. Монстры (такое же порождение черных мыслей, которые РОСЛИ, как сами мысли – порождение людей) закончат то, чего не завершили дома. НИКОГО! ОРУЭЛЛ МЕРТВ! Впрочем, все остальные города также мертвы… с единственной оговоркой. Оруэлл мертв СЕЙЧАС, остальные города умрут ПОЗЖЕ! Но они все равно умрут! То, что Чарли ничего не может изменить, было мучительно. Он вспомнил жену и детей… Неужели… он тоже приложил руку к их смерти? Чарли был мертв еще до рождения, и его мертвый мозг рождал порой черные мысли. Разве он смог бы прожить всю жизнь, ни разу не выразив недовольства (всего лишь!) то одним, то другим членом своей семьи – и так всеми по очереди? Наверное, это было бы ОЧЕНЬ трудно, но ВОЗМОЖНО, хотя и в этом случае его семья все равно бы погибла. Но это его не оправдывало. Чарли ощущал себя человеком, стреляющим, стоя ОТДЕЛЬНО, в тех, кого и так расстреливают, без него. Не стань он стрелять, этих людей все равно ничто не спасло бы, но он стрелял… и больше всего… в свою семью.
4
Чарли морщился от боли, но желудок продолжало дергать. Держась руками за живот, он кое‑как выпрямился и посмотрел на дом. И убедился в том, что не ошибался и ему ничего не померещилось, когда он находился в доме. Перед ним был дом Треворов – Шилдсов – Канзас‑стрит, 29. – Заложники, – прошептал Чарли, ни к кому не обращаясь. – Мы все – заложники. Собственных мыслей. Лоулесс опустился на землю и обхватил голову руками. Он знал теперь, что мысль мало того что материальна, она – живое существо, и люди – заложники мыслей. Людей убивают именно их собственные мысли, а не старость, болезнь, несчастный случай, нож, пуля, яд, газ или еще что‑то. Именно мысли. В определенный момент они решили (ведь мы – их заложники) действовать в открытую, и… пожалуйста… город мертв! А там, по ТУ сторону барьера, даже не будут знать, в чем дело. Чарли отвлекла от размышлений собственная одежда – она висела на нем мешком. Брюки вообще еле держались. Чарли затянул ремень потуже. Штаны пошли складками. Пришлось подвернуть рукава рубашки. Переход из одного дома в другой ПРИБЛИЗИЛ его смерть! Стоит совершить еще один такой переход – и ему конец. |
