Его родители жили в небольшом домике с побеленными стенами, у порога рос клематис. Джимми казалось, что семья нотариуса-протестанта должна обитать в увитой плющом усадьбе, внушающей ужас простому народу. Руперт сказал, что в городке есть только два увитых плющом дома: в одном живет семья доктора Берка, и он в отличном состоянии, а другой - старый дом викария - давно заброшен, и теперь он скорей похож на огромную заросшую зеленью глыбу камня. По воскресениям в Ратдуне служили утреню в очень уютной местной церкви, но ни викария, ни пастора у них не было. Он приезжал из большого города в семнадцати милях от Ратдуна, а после службы ехал в другую церковь еще в пятнадцати милях оттуда. Джимми все это было очень интересно, но Руперт ни разу не приглашал его в гости к родителям. Джимми много раз приглашал его на семейные собрания, и однажды Руперт даже пришел, но чувствовал себя не в своей тарелке, хотя остальные были раскованы и завалили его вопросами о ценах на недвижимость.

Мама сторожила его у самой двери. И каждый раз это его слегка раздражало - он и сам на себя сердился из-за этого. Само собой, она просто не хочет, чтоб звонок или стук в дверь потревожил отцовский сон. Но Руперту казалось, что мама нарочно стоит и ждет, когда его тень упадет через дверное стекло. На душе у него было прескверно, но он взял себя в руки и бодро поздоровался. Он ощутил на шее чудесную мягкую кожу куртки, которую Джимми подарил на день рождения. На несколько дней раньше срока - но Джимми сказал, пусть она согреет его на выходных. Ди Берк была права, она стоила кучу денег. И снова его кольнула мысль: как Джимми мог позволить себе потратить такую сумму, даже если это секонд-хэнд? Оставь подозрения, Руперт, сказал он себе твердо. Джимми не врет и не изменяет. Зачем портить бочку меда ложкой дегтя? Джимми сейчас дома, проверяет тетрадки и смотрит телевизор, и не сидит в пабе где-то в городе, и не пытается никого подцепить. Зачем разрушать все?

- Хорошие новости: у него прояснение, - с восторгом прошептала мама.

- Что?

- У отца. Прояснение. Он проснулся, несколько раз спрашивал, когда приедет «Лилобус». Как только машина затормозит на углу, он спрашивает: «Это автобус?»

Руперт опустил сумку на пол.

- Замечательно, мама, просто замечательно, - сказал он с тяжелым сердцем, и медленно поднялся по маленьким ступенькам, чтобы увидеть человека, чья голова напоминала череп, обернутый кожей – человека, с которым он в жизни нормально говорить не мог.

Суббота выдалась солнечной, но в комнате отца света было так мало, что темнота ударила ему в глаза. Внизу мама консервировала фрукты. Джимми говорил, что католики не консервируют фрукты и не хранят в холодильнике яйца – им это запрещала религия. Джимми столько всего наплел ему про Римско-католическую Церковь, что большего вранья нельзя и выдумать. От родителей он унаследовал уважительное отношение к католикам. Они, конечно, считали, что религия тормозит прогресс, но толпы в церквях и пыл верующих производили на них впечатление. Во время визита Папы родители Джимми ездили в Голуэй, и по его словам, заработали кучу денег: все жители Дублина стремились купить по два экземпляра каждой газеты, чтоб ничего не упустить.

А Джимми сейчас дома, наверное, пьет горячий кофе и читает «Айриш Таймс». Потом, быть может, пойдет в сад и пересадит растения - в сентябре можно пересаживать вечнозеленые культуры, если возникнет такое желание. Или займется музыкальным центром. Но только, пожалуйста, пусть не едет от скуки в город; пусть не встречается с кем-то за ланчем, выпивая и закусывая бутербродами с копченым лососем.

- Ты молодец, что приезжаешь домой, - вдруг сказала мать, словно прочла в его глазах тоску по настоящему дому. – Отец и правда очень рад, что ты с ним говоришь.