Лора изучающе посмотрела на Санчеса, но не увидела на его лице и тени насмешки. Хотя этот мужчина, как и все прочие, конечно, недолюбливает цыган. Сможет ли он перешагнуть через предрассудки, которых у обычных, оседлых, жителей больше, чем звезд на небе? Как-то он теперь относится к ней — белой цыганке, как ее частенько называли в той прежней кочевой жизни?

Санчес спокойно встретил ее взгляд и спросил лишь одно — то, о чем сразу же подумал, узнав о Мариуке:

— Где же сейчас ваш… ром? — поинтересовался он, припомнив цыганское слово. Он не мог заставить себя произнести обычное — «муж».

Глаза женщины наполнились слезами. Заметив это, Санчес с тревогой тронул ее руку:

— С вами все в порядке?

— Мой муж… мне трудно о нем говорить.

— Тогда не нужно. Я ведь просто поинтересовался.

— Нет, я скажу, — Лора перевела дух. — Моего мужа больше нет в живых. Солдаты убили его. Это случилось в Австрии. Какой-то негодяй отдал приказ стрелять по табору, когда мы направлялись в Тироль. Не знаю, как его имя и почему он так решил! Но будь он проклят!.. Его солдаты постарались на славу, — горько усмехнулась она. — Они стреляли в нас, словно в диких уток… — от волнения Лора едва могла говорить. К горлу подступил тяжелый ком, но она мужественно продолжила свой рассказ: — Баро попытался объяснить, что мы всего лишь кочуем, но солдаты… начали стрелять без предупреждения. — Она замолчала, затем вновь заговорила совершенно глухим голосом: — Женщины молили о пощаде, дети плакали, кони стонали, а солдаты все стреляли и стреляли… Наши мужчины стали отстреливаться, чтобы прикрыть наш уход за реку, за кордон. Среди них никто не выжил. В том числе и мой муж.

— Проклятье! — выдохнул Санчес. Другого слова он подобрать не мог и, как заведенный, повторял снова и снова: — Проклятье! Проклятье!

Лора пожала плечами и уставилась в пол.

— В Тироле мы присоединились к другому табору, направляющемуся в Ломбардию. И в одной деревушке возле Милана меня случайно увидел мой брат. Это неудивительно — я всегда привлекала внимание своим цветом волос, к тому же Чарли сказал, что я стала удивительно похожа на нашу маму. Он пришел в табор за разъяснениями, и Зара рассказала ему, что меня подобрали в тех местах, где я потеряла семью. А мой медальон с портретами наших родителей рассеял последние сомнения. Меня не стали удерживать в таборе, а я хотела лишь одного — поскорее забыть тот кошмар, в котором погиб Радко. Спустя какое-то время Чарльз привез меня сюда. Потом он поступил в армию, и его домом стали казармы. Вилла, о которой мечтал отец, оказалась заброшена после его ухода, ведь мы с Мариукой не в силах ее содержать в должном порядке. Все слуги разбежались. И все же это мой настоящий дом. Другого у меня нет.

— То, что вы рассказали, ужасно. Солдаты вели себя как бандиты, но ведь это все в прошлом, — Санчес вдруг нахмурился. — Я не понимаю, почему давние события до сих пор беспокоят вас? Чего вы теперь боитесь?

Его вопрос смутил Лору. А следующий заставил и вовсе покраснеть.

— А какое отношение имеет к вам дядя Жук? Он действительно дядя Марии?

— Джура — кровный родственник моего Радко. Он — сын баро… и очень привязался к нам за то недолгое время, что я провела в новом таборе. Джура считает себя ответственным за меня и малышку и… надеется, что я вернусь в табор.

Санчес нервно забарабанил пальцами по крышке стола.

— Похоже, что лично вам общение с ним не доставляет удовольствия?

— Я боюсь, что… — Лора запнулась. — Мариука принадлежит своей семье, и Джура может в любой момент забрать ее отсюда, — жестом она остановила вскочившего от негодования на ноги Санчеса: — Ваш закон не станет защищать мою дочь, родившуюся вне церковного брака от цыгана.