Я родился в стране

 синевы и лазури.

 Родина[2]

Я не могу насытить взгляда

 Тобою, родина моя, —

 Озера, горы и моря,

 И ясная голубизна

 Над дальним выступом скалы,

 Где кружат гордые орлы,

 И тучи,

 и дыханье бурь.

 Но лучшее в стране моей —

 Глаза людей.

 Я счастлив, что во мне живет

 Часть этой сини,

 Часть этой грозной седины,

 Крутой твердыни.

 И если кровь моя стечет на эту землю,

 В ней отразятся —

 Синий свод,

 простор,

 далекая заря,

 Орлы, моря.

 Коммунизм[3]

Он — как солнце над миром:

 Сперва озаряет тучи

 И освещает вершины,

 А потом заливает равнины.

 Лишь в темные гроты,

 Лишь в бездны

 Не проникает луч.

 Это жилища врагов.

 Бездны и темные гроты —

 Вот все, что осталось им на земле.

 Двадцатый век[4]

Ты родился в последнюю ночь

 Уходящего века.

 И состарили время и космос

 Твой гороскоп.

 Вот приметы твои:

 Ясный взгляд,

 Рост огромный, до неба,

 И энергия атома

 В сильных и умных руках.

 Мы твои сыновья:

 И те, кто пали,

 И те, кто построит

 В завоеванном мире

 Невиданный ранее мир.

 Мы растим тебе внуков,

 И мы никогда не позволим,

 Чтобы ветром качало

 Кресты на дорогах войны.

 Мать[5]

(Баллада)

С пакетом листовок, усталый, немой,

 Сын вечером хмурым вернулся домой.

 Листовки велели расклеить ему —

 Он выскользнет ночью в кромешную тьму.

 Он маме сказал: «Через час разбуди…»

 «Спи милый…», — а сердце заныло в груди.

 Как мертвый уснул он, упав на кровать.

 И долго глядела на спящего мать.

 И волосы гладит, и шепчет скорбя:

 «Спи, милый… Есть время еще у тебя…»

 А стрелка все движется, сводит с ума,

 а там, за окном, — леденящая тьма.

 Он спит, улыбаясь, и видит во сне

 цветущее поле, лазурь в вышине.

 И маму — вся в белом танцует она,

 за ней — циферблат, как большая стена.

 Колеблются стрелки, и полночь близка,

 но шепчет родная: «Не время пока…»

 Но что это? Выстрелы слышатся вдруг,

 стреляют, стреляют, стреляют вокруг!

 Часы накренились и рушатся вниз,

 и мама исчезла… И голос: «Проснись!»

 Проснулся он, пот отирает с виска.

 «Ой, мама!» — к листовкам рванулась рука.

 Но нету листовок и матери нет…

 За окнами теплится хмурый рассвет.

 Он мать окликает, но вновь тишина.

 Вдали трескотня пулеметов слышна…

 Внезапно догадка мелькнула в уме —

 он бросился к двери и скрылся во тьме.