Но нету листовок и матери нет…

 За окнами теплится хмурый рассвет.

 Он мать окликает, но вновь тишина.

 Вдали трескотня пулеметов слышна…

 Внезапно догадка мелькнула в уме —

 он бросился к двери и скрылся во тьме.

 Бежит он, в кармане зажав пистолет,

 и видит — по городу тянется след:

 на стенах, деревьях, на окнах квартир —

 листовки, листовки, как белый пунктир.

 Похороны Скандерберга[6]

Вздымая пыль, вперед помчались кони.

 В атаку снова бросился осман.

 «Где Скандербег отважный похоронен?» —

 Враги ревели, словно ураган.

 Земля под ними плакала в печали,

 Оделось небо черной пеленой.

 Все поле янычары обыскали…

 А под копытами лежал герой.

 И наконец нашли его османы.

 Костьми доспехи стали украшать —

 Его останки, точно талисманы,

 Должны в боях бессмертье даровать!

 И прах героя в битвах рассыпая,

 Метались турки по путям войны.

 Несли они на север от Дуная

 Его останки из родной страны.

 В жестоких битвах янычары пали.

 Они смешались с пылью на полях,

 И там, где вечно зеленеют пальмы,

 И там, где вьюга мечется в ветвях.

 Останки Скандербега вместе с ними

 Погребены в неведомой земле —

 В лесах и под стенами крепостными,

 В горах Балканских и в Чанак-Кале.[7]

 Где сердце Скандербега опочило?

 И где рука, дружившая с мечом?

 Лишь камни на бесчисленных могилах,

 Лишь звезды смотрят в сумраке ночном.

 Быть может, над костями воют волны,

 Свистит метель близ неподвижных рук.

 Над черепом дежурят львы безмолвно,

 И волки собираются вокруг.

 Но по ночам не спится полководцу

 Ни в глубине реки, ни на скале,

 Ни там, где ветер озлобленный бьется,

 Где волны стонут под Чанак-Кале.

 В могиле было тесно великану,

 Его укрыть могила не смогла.

 Умчался он, подобно урагану,—

 Его манили ратные дела.

 Умчался он в неведомые дали,

 Чтоб видеть поражение врагов.

 А может быть, героя призывали

 Места былых походов и боев?

 Над Скандербегом южных звезд сиянье,

 В чужих снегах лежит он недвижим.

 Как далеко он от родной Албании!

 Тоска о ней овладевает им.

 Там ждут его албанские селенья

 В ущельях горных и в долинах рек.

 Уходят и приходят поколенья.

 Но жив в сердцах великий Скандербег!

 Смерть Моиси Големи[8][9]

Он молчал, цепями скован.

 Голова в крови.

 А султан, как черный ворон,

 Каркал: «Говори!

 То ли ты лишился слуха,

 То ли — языка?

 Отвечай, неверный! Ну-ка!

 Ты ведь жив пока».

 Нет в плечах могучей силы.

 Темен белый свет.

 «Я мертвец», — как из могилы

 Слышится в ответ.