И очень жалел, что не может отправить малого в Элабон. Дагреф, возможно даже в большей степени, чем его отец, был создан для того, чтобы вбирать в себя знания. Лис вздохнул. Ему самому не удалось стать ученым, и не было никакой гарантии, что это удастся Дагрефу. Как он понял с годами, жизнь никогда никаких гарантий никому не дает.
Зато крестьяне впитывали это правило с молоком матери. И, видя приближающееся войско, будь оно вражеским или господским, обычно бежали в соседние леса и болота, унося с собой все, что могли прихватить. Женщины бежали быстрее мужчин: у них имелись на то свои причины.
Однако крепостные Лиса смотрели на выезжавшие из крепости колесницы без страха. Некоторые из них даже приветственно махали солдатам с полей и огородных участков, на которых трудились. Медленно, на протяжении долгих лет они привыкали видеть в воинах Джерина своих защитников, а не грабителей или насильников.
Когда Дагреф проезжал мимо деревни, из одной хижины выскочила маленькая фигурка и засеменила к упряжке. Ни один ребенок не мог бы угнаться за колесницей, запряженной парой скаковых лошадей. Этот же мальчуган догнал ее без малейших усилий.
— Отец, — спросил Дагреф тихо, но твердо, — ты решил взять Фердулфа в поход?
— Конечно, нет, — ответил Джерин. Он махнул маленькому полубогу. — Возвращайся к матери.
— Нет, — ответил Фердулф своим совершенно не детским голосом. — В деревне мне скучно. А раз ты и твои солдаты покинули крепость, там тоже будет скучно. Я пойду с тобой. Может, хоть с тобой мне скучно не будет.
Последнее он произнес тоном судьи, вынужденного, пусть и с большой неохотой, оправдывать подсудимого за недостаточностью улик.
Джерин тоже считал, что жизнь с Фердулфом не будет скучной, но это вовсе не означало, что она оттого сделается приятной.
— Возвращайся к своей матери, — повторил он.
— Нет, — снова ответил Фердулф с тем упрямством, которое, по наблюдениям Джерина, в равной мере присуще не только детям, но и богам.
Фердулф высунул язык. Как и Маврикс, он мог высовывать его невероятно далеко, когда ему того хотелось.
— Ты меня не заставишь!
Словно в подтверждение своих слов, он подпрыгнул, взмыл в воздух и повис футах в десяти-пятнадцати над головой Джерина, вопя и кривляясь.
— Если маленький негодник немедленно это не прекратит, — пробурчал Вэн себе под нос, — то чуть позднее я попробую выяснить, так ли уж он сродни бессмертным богам.
— Я тебя понимаю, — сказал Лис.
Он не думал, что Вэн выполнит обещание, брошенное в сердцах, но целиком и полностью разделял его желание придушить маленького кривляку.
Взглянув вверх, он заявил:
— Если ты не спустишься сию же минуту, я пожалуюсь на тебя твоему отцу.
— Жалуйся, — отвечал Фердулф. — Он тебя тоже не любит.
— Не любит, — спокойно признал Джерин, — но это не значит, что твои безобразия его не рассердят.
Он вдруг подумал, что даже и не соврал. Что бы о Мавриксе ни говорили (а говорили о нем очень многое), этот бог обладал чувством стиля.
Фердулф заколебался. От нерешительности он даже стал терять высоту и так снизился, что, подпрыгнув, его можно было схватить. Однако в последний миг Лис передумал. Он уже как-то ловил взлетающего Фердулфа, но находился тогда на твердой земле, и потому это сошло ему с рук. Пытаться повторить то же самое, когда под тобой тряская колесница, было бы верхом неблагоразумия.
Сознавая свою полную безнаказанность, Фердулф совсем распоясался. Насмешки сверху сыпались непрерывно.
Дагреф через плечо посмотрел на отца:
— Разве ты не прогонишь его в деревню?
— Я готов выслушать твои предложения, — огрызнулся Джерин. |