– Добро пожаловать в наш скромный дом! Мне сказали, вы знаменитый поэт!

– Нет, – говорит Лишь. – Но я знаком со знаменитым поэтом. Нынче, похоже, этого достаточно.

– Да, он знал Роберта Браунберна, – траурным голосом объявляет Артуро, сцепив руки замочком.

– Браунберна! – восклицает хозяин гостиницы. – Для меня он лучше, чем Росс! Когда вы познакомились?

– О, давным давно. Мне был двадцать один год.

– Вы уже бывали в Мексике?

– Нет нет, не бывал.

– Добро пожаловать в Мексику!

Кого еще пригласили на это жалкое сборище? Анонимный позор он еще выдержит, но вдруг здесь окажется кто то из его знакомых?

Артуро так виновато на него смотрит, будто разбил дорогую его сердцу безделушку.

– Сеньор Лишь, мне так жаль, – говорит Артуро с таким видом, будто разбил его любимую вазу. – Кажется, вы не говорите по испански, правильно?

– Правильно, – отвечает Лишь. Как же он устал и какая же тяжелая эта папка с буклетами! – Долгая история. Я выбрал немецкий. Чудовищная ошибка юности, но я виню в этом родителей.

– Да. Юности. Понимаете, завтра весь фестиваль на испанском. Я могу вас туда отвезти. Но вы выступаете только на третий день.

– На третий день? – переспрашивает Лишь с видом человека, взявшего бронзу в забеге на троих.

– Может быть, – вздыхает Артуро, – я отвезу вас в центр посмотреть город? Вместе с соотечественником?

– Чудесная мысль, Артуро, – с грустной улыбкой отвечает Лишь.

В десять часов утра Артур Лишь стоит на гостиничном крыльце. Ярко светит солнце, а наверху, в ветвях жакаранды, три черные птицы с хвостами веером испускают странные ликующие звуки. Они подражают пианоле, догадывается он. Лишь ищет кафе; гостиничный кофе оказался удивительно слабым и американским на вкус, а из за недосыпа (ведь он полночи тоскливо мусолил воспоминание о прощальном поцелуе) он чувствует себя совершенно разбитым.

– Это вы Артур Лишь?

Произношение американское. Перед ним человек шестидесяти с лишним лет, настоящий лев с косматой серебристой гривой и золотистыми глазами.

– Гарольд ван Дервандер, организатор фестиваля, – говорит человек лев, протягивая неожиданно миниатюрную лапу. – Я составлял программу конференции и готовил панели. – Он называет университет на Среднем Западе, в котором преподает.

– Очень приятно, профессор Вандер… Ван…

– Ван Дервандер, у меня голландско немецкие корни. Вы знаете, у нас был истинно звездный состав. У нас были Фэрборн, Джессап и Макманахан. У нас были О’Бирн, Тайсон и Плам.

Лишь переваривает полученную информацию.

– Но Гарольд Плам умер, – говорит он.

– С годами состав претерпел некоторые изменения, – признается организатор. – Но изначальный список был шедевром. У нас был Хемингуэй. У нас были Фолкнер и Вулф.

– То есть Плама вы так и не получили, – резюмирует Лишь. – И Вулф, полагаю, тоже.

– Мы не получили никого, – отвечает организатор, гордо вздернув массивный подбородок. – Но я все равно попросил, чтобы оригинальный список распечатали; вы найдете его в папке с материалами конференции.

– Чудесно, – растерянно моргает Лишь.

– Вместе с конвертом для пожертвований в Стипендиальный фонд имени Хейнса. Знаю, вы только приехали, но, проведя уикенд в стране, которую он так любил, вы, может статься, захотите внести свою лепту.