Паттерсон еще никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Он подождал, пока первый шквал слез немного утихнет. Это заняло чуть ли не вечность, но наконец мать Дженнифер выбилась из сил. Патель, обнимавшая ее за плечи, чуть заметно кивнула Паттерсону.

– Миссис Мейдмент, мы бы хотели осмотреть комнату Дженнифер, – сказал он.

Жестоко, конечно. Скоро осматривать дом приедет целая толпа экспертов, но Паттерсону хотелось опередить их и первому взглянуть на комнату погибшей девочки. Кроме того, хоть сейчас мать и была в совершеннейшем ступоре, но вскоре она может осознать, что кое о каких деталях жизни ее дочери полиции и всему остальному миру знать вовсе не обязательно. Не то чтобы родители, поступая так, сознательно ставят палки в колеса расследованию, нет. Просто зачастую они искренне считают ключевые для расследования подробности жизни погибших совершенно не важными. Паттерсону очень не хотелось, чтобы то же произошло и в этом деле.

Не дожидаясь ответа, он вышел из комнаты и поднялся по лестнице. Он всегда считал, что, глядя на дом, можно понять, что за люди в нем живут. Шагая по ступенькам, он тщательно изучал окружающую обстановку. Дом Дженнифер Мейдмент был отделан дорого и со вкусом, что свидетельствовало о достатке семьи, но не вылизан до стерильности. На тумбочке в коридоре валялись вскрытые письма, с полки над батареей свешивалась пара забытых перчаток, да и цветы в вазе на подоконнике давно следовало сменить.

Добравшись до второго этажа, Паттерсон увидел пять закрытых дверей. Значит, право на личную жизнь тут уважают, подумал он. За первой дверью оказалась спальня родителей, затем – их ванная, затем – кабинет. Свет везде был выключен, и ничего примечательного в этих комнатах Паттерсон не заметил. То, что он искал, скрывалось за четвертой дверью. Войдя внутрь, он на секунду задержался, прежде чем включить свет, и вдохнул аромат жизни Дженнифер Мейдмент – сладкий запах персика с цитрусовой ноткой.

Комната оказалась до пугающего похожа на спальню его дочери. Если бы Паттерсон был настолько богат, чтобы позволить Лили самой обставить комнату, она наверняка выбрала бы такие же бело‑розовые пастельные оттенки для отделки и мебели. На стенах висели плакаты мальчиковых и девичьих поп‑групп, а захламленный комод явно не единожды становился полем битвы в борьбе за идеальный макияж. В книжном шкафу Паттерсон заметил романы, которые его собственная дочь раскидывала по гостиной. Две двери позади комнаты, очевидно, скрывали встроенный шкаф, битком набитый смесью модных и удобных вещей. Ну, да этим пусть занимаются криминалисты, если у них найдется время. А Паттерсон решил изучить поподробнее комод и небольшой стол, задвинутый в угол комнаты.

Натянув латексные перчатки, он начал тщательно перебирать содержимое шкафчиков. Лифчики и трусики, вычурные, с кружавчиками и стразиками, но вместе с тем до смешного невинные. Колготки, несколько пар носков, скатанных в тугие шары. Внутри ничего интересного. Кофточки, топики на тонких лямках, совершенно крошечные тянущиеся маечки из лайкры. Дешевые сережки, браслеты, цепочки и кулоны лежали аккуратно сложенными в отдельной шкатулке. Пачка старых открыток, где девочку поздравляли с Новым годом или днем рождения. Их Паттерсон отложил в сторону. Кому‑то придется просмотреть их все вместе с миссис Мейдмент, когда та будет в состоянии думать о чем‑либо помимо своего горя.

В комоде не оказалось ничего любопытного, и Паттерсон перешел к столу. Разумеется, там стоял «мак» – закрытый. Но по горящей лампочке он понял, что компьютер не выключен, а переведен в спящий режим. К ноутбуку была подсоединена самая последняя модель айпода, рядом спутанным мотком лежали наушники. Выдернув питание компьютера из розетки, Паттерсон написал расписку о том, что забрал его в качестве вещественного доказательства, и подхватил ноутбук под мышку.