Широкий прямоугольный экран жестоко сплющивал фигуры, и она испытывала некоторое удовольствие, наблюдая, как высушенные модельные звёздочки превращаются в толстеньких коротконогих крестьянок. Девка меж тем прооралась насчёт валенок, но не успела Оленька глотнуть десяти секунд тишины, как некто в белом пиджаке завыл что-то в латиноамериканских ритмах. Когда он сфальшивил в четвёртый раз, Оленька не стерпела и попросила Пашу убавить звук. Тот пошарил за колонкой и сказал, что ручек не наблюдается, разве только обесточить, а на это он пойти не может — соседи по столу явно наслаждаются уровнем шума, хлопая и топая, как положено образцовым компанейским парням.
— Может, сходишь к звуковикам, они бы там подкрутили чего?
Паша кивнул, исчез на несколько минут, а потом возвратился и пожал плечами:
— Не выйдет. В аппаратной такой кумар стоит… Представляешь, они укуренные все, врубили на полную, типа, народ доволен, и ладно.
— Какие засранцы, — через силу улыбнулась Оленька. Не стоит портить мужчине праздник, хотя голову сдавило не по-хорошему.
Паша встал, поцеловал её в висок:
— Прости, мне тут кой с кем раскланяться надо.
Это была часть его работы — тусоваться, похлопывать по плечу подчинённых, жать руки серьёзным людям, целовать пальчики VIP-спутниц. Жаль, что Оля такая бука, но характер есть характер, ломать свою женщину Паша не хотел даже ради дела.
Оленька подождала, пока он скроется из виду, опустила ресницы и с порхающей улыбкой, адресованной всем и никому, выбралась из-за стола. Фланируя, двинулась к выходу из зала. Она не могла сбежать, но твердо решила найти звуковиков. Эти сукины коты не имеют права издеваться над заказчиком, за такие-то бабки.
Но решимость её угасла, когда она потянула на себя неприметную дверь аппаратной. Сизый душистый дым действительно бил в нос с порога, и, посмотрев в расслабленные лица операторов, Оленька поняла: они с готовностью подрегулируют что угодно, только за результат никто не поручится. А срывать вечер не хотелось.
По крайней мере, тут было тихо. Она дёрнула плечами, укутанными в серый шелк, и зашла, притворив дверь. Она никого здесь не знала, и её никто не знал, но на диване у стены сидел парень с джойнтом бесстыжих размеров — с кубинскую сигару.
— Я Оля.
— А я Клевер. Держи.
И всё между ними стало хорошо и понятно.
Когда минут через сорок обеспокоенный Павел заглянул в комнату, Олина головная боль совсем прошла. Она смеялась, блестела глазами и слушала Клевера, который вдохновенно гнал что-то о хитростях древних индейских воинов — будто направленной звуковой волной можно насмерть поразить мышь при условии, что она будет белая и красноглазая. Собственно, оттого женщины и вопят каждый раз, атавистическая память срабатывает. Паша послушал минуту, оценил обстановку и ласково сказал:
— Оленька, давай-ка Иван тебя домой отвезёт?
— М-м-м… а десерт? — Как раз захотелось сладкого, она знала, что к финалу банкета приготовлен огромный многослойный торт в виде карты России. Синие кремовые реки и зелёные леса, шоколадные горы, льды из безе и красивый марципановый Кремль там, где Москва.
— До него ещё часа два, а ты, я смотрю уже… устала. Я бы попросил отрезать тебе кусочек… — Павел на секунду представил, как в зал вкатывают тележку с Россией, у которой западные территории аннексированы в пользу укуренной Оленьки, — но лучше велю шофёру, чтобы он заехал по дороге за пирожными.
Она колебалась, но Паша уже взял её под локоток и обернулся к парню, который наблюдал за ними с медленной безразличной улыбкой.
— Пяточку? — радушно предложил Клевер, сфокусировавшись на Паше.
— Пропущу. Пошли, проводишь даму. |