|
На зеленой траве ничком лежал труп, появился доктор (без видимых признаков мне дано было знать: это остров, это труп, а это доктор). Он ходил вокруг мертвеца, а по левой руке моей ползла змея, я ощупал ее пальцами, услышал свой крик и очнулся рядом с мертвой Юлией. Похоже на фрагмент сна, но руки помнят холодок металла и как я, отмывая, отмывал их от крови! Нет, пока я в погребе с ума сходил, она не могла сбежать. Или ее украли — вот тот монстр с земляным лицом, что глядел в окно. Или я окончательно спятил, и ничего не было. Не было избушки, загадочной, как волшебный замок; подземелья, чудовища на груди, потом — в окошке (мор — умер, мор — умер, мор — умер…), не было черного леса, который кружил меня, кружил, покуда не пропел петух… этого тоже, конечно, не могло быть.
Платон
Платон Михайлович, учтивый и тонкий идеалист, курил на своем балконе, когда я вышел на свой. Поинтересоваться, где находится дача Старцевых. Он детально описал «терем-теремок», подтвердив мое умозаключение: конечно, мы с Юлией не на даче были, странное место, необычная обитель, неизвестно кому принадлежащая… — Поселок Холмы, — повторил я. — По какой дороге? — По Белорусской, но от ближайшей станции километра три-четыре. — А как называется ближайшая станция? — Чистый Ключ. У меня аж дух перехватило! После долгих блужданий по жуткому лесу я вышел на узкий извилистый проселок, он и привел меня на пустынную платформу — Чистый Ключ — уведомляли белые буковки над железной оградой. — Собственно, это не станция, — продолжал Платон Михайлович, — платформа в лесу. К Старцевым собираетесь? Я начал нескладно врать: — Подумал, может, они в пятницу на даче. Дома их нет. — Еще вчера уехали. — У Мани, наверное, сессия кончилась? — С ней отец сам занимается, не доверяя нынешним заведениям. — Они живут на его гонорары? — В общем, да. Там, сям… в моем журнале, например, принимает участие. И Маня подрабатывает. — Где? — Убирает в богатых домах. Но летом у нее нечто вроде каникул. — И знаменитый писатель позволяет?.. — Сейчас все и все себе позволяют. Маня так хочет… Вообще Старцевы — семья оригинальная, даровитая. — А где жена Федора Афанасьевича? — Она, видите ли, исчезла, — сообщил Покровский проникновенно, — много лет назад. Девочки еще крошками были. — Как это — исчезла? — Как — неизвестно. Я с ней последний разговаривал, на дачу звонил. Дача ей принадлежала, такой, знаете, модерн «серебряного века»… О чем я?.. Да, последний разговор! И говорили мы, — он усмехнулся печально, — о жареной утке с яблоками к ужину. Помню дословно: «Приезжайте. Вас ждет жареная утка с яблоками… (секундная пауза) Господи, какой ужас!» — вдруг закричала она. — А дальше что? — машинально я продолжал допрос, чтоб забыться, но не мог. — Ничего. Розыск ничего не дал. Никто больше не видел ее и не слышал. — Платон Михайлович как будто выдержал минуту траура. — Конечно, нет ее уже на нашей земле. Мария Федора боготворила. — А он? — Насколько я могу судить, это была на редкость любящая пара. Исчезновение жены его потрясло, впал в творческий кризис. Только через годы оправился — новый ударчик: старшая дочь из дому ушла. Он совсем сник. — Юлия начала писать? — Вышел первый скандальный роман — для кого соблазн, для кого безумие, — перефразировал литературовед апостола Павла. |
