Злое солнце тотчас принялось кусать ее незащищенную кожу.
А Фердинанд оскалил белые зубы и повалил ее, подмяв под себя.
Острые колени мужчины раздвинули ее бедра, и боль пронзила Соледад насквозь, а вслед за тем пришло и наслаждение. Оба кричали, не боясь быть услышанными, и над голой землей, где нет эха, их голоса разлетались во все стороны.
Тогда Соледад Милагроса впервые в жизни увидела багровое лицо своего отца, ныряющее глубоко в черной бездне.
Когда Соледад очнулась, солнце по-прежнему светило над ней белым шаром. Кожа на спине женщины была сожжена до пузырей. Фердинанд сидел рядом, совершенно одетый, с широкополой соломенной шляпой на голове, и пил из бурдюка. Соледад потянулась за питьем и застонала: при малейшем движении иссохшая кожа лопалась, и по ней бежали струйки крови.
А вокруг ползало бесчисленное множество змей.
— Хочешь разговаривать с ними? — спросил Фердинанд, отводя руку с питьем в сторону. Соледад жадно смотрела на бурдюк, но молчала.
Змеи шипели и извивались, как будто боясь замереть на месте и сгореть на этой раскаленной почве.
— Встань на ноги! — приказал Фердинанд своей ученице. — Я хочу, чтобы ты танцевала и пела!
Соледад подумала, что наступит сейчас на одну из ядовитых гадин, что ползают внизу, и получит смертельный укус в лодыжку, но спорить с Фердинандом не посмела.
Она принялась плясать — так, как делала это иногда на площадях, когда собирала в подол монеты. И змеи обвивали ее ноги, ползли по ее бедрам, касались ее лона, но тотчас отдергивали головы, словно обжигаясь, и двигались дальше, к талии, к груди. Скоро вся Соледад была обвита змеями, их скользкие тела покрывали ее с головы до ног, так что она с трудом могла открыть глаза.
— Танцуй! — кричал откуда-то издалека Фердинанд и громко смеялся.
Наконец она принялась вращаться, и змеи полетели во все стороны, отрываясь от ее тела. Обессилев, Соледад повалилась наземь, в ноги своему учителю, и тот дал ей наконец воды.
— Ты поняла? — спросил он, посмеиваясь под шляпой. — Ты запомнила, как с ними разговаривать? Ты сможешь приказывать любой змее, нужно только, чтобы змея захотела понять тебя…
Соледад молчала. Тогда Фердинанд сдвинул соломенную шляпу на затылок, и женщина увидела знакомое багровое лицо с маленькими глазами, и в их зрачках, в бездне их черноты, тонуло ее собственное отражение.
* * *
На зов Соледад сперва никто не отзывался, но затем ее чуткий слух уловил тихое шуршание. Не переставая звать змею, Соледад улыбнулась. Та, о ком она думала, пришла и свилась огромными кольцами на пороге дома.
Соледад стала думать о человеке, который должен умереть в объятиях этой змеи и затем послужить ей пищей на несколько дней. Медленно, не спеша, ведьма отправляла образ этого человека в дремлющее сознание рептилии. Поначалу казалось, что змея ничего не осознает, но вот глаз моргнул, раз, другой, и Соледад увидела, что змея поняла, в чем отныне состоит ее предназначение. Неверный возлюбленный войдет в плоть змеи, станет частью ее силы, а затем растворится в ней без следа. Не будет больше человека по имени Георгий, глупого бродяги, который считает себя сыном Соломонии Сабуровой. А может быть, таковым и является…
Для Соледад все это не имело значения. Змея запомнила его. Она не перепутает его запах и его образ ни с каким другим. Она коснется его языком и поймет: это он. И тогда она обовьет его кольцами своего гибкого тела и сожмет объятия так, что кости человека хрустнут, и кровь выдавится из жил.
Все будет кончено.
Соледад оборвала пение. Помедлив немного, змея уползла.
— Вот и хорошо! — сказала ведьма сама себе. — Просто превосходно!
Она потянулась и зевнула, внезапно ощутив приступ лютого голода — такое иногда с ней случалось после удачного колдовства или долгих занятий любовью. |