— И вы послушайте, — сказал он, почти не разжимая губ. — Я понимаю ваши трудности, но это ваши трудности. Они не имеют никакого отношения ни к Дженни, ни ко мне. Дженни не запуталась, а я не воспользовался. Я бы мог рассказать вам, что мы чувствуем друг к другу, но это вас не касается.
Уиттейкер покраснел.
— До вашего приезда...
— Ничего не было до моего приезда! Дженни мне сказала, что вы были добрыми друзьями, и это все. Остальное — ваши собственные домыслы.
Уиттейкер поплелся дальше, с чавканьем вытаскивая ноги из грязи. Пендер, не отставая, шел за ним.
— Эй, Вик, я не хотел...
Но Уиттейкер шагал, не обращая никакого внимания на Пендера, и крысолов решил, что лучше промолчать. Когда же учитель поскользнулся и упал на одно колено, Пендер пришел ему на помощь, не разрешив себе даже намека на улыбку. Уиттейкер был мрачнее тучи.
— Ладно, может, я и вправду навоображал черт знает что. Но она мне нравится, хотя у меня есть... обязательства. Я не хочу, чтобы она страдала.
— Я понимаю вас, Вик, поверьте мне, я все понимаю. И я тоже не хочу, чтобы Дженни страдала, слишком она мне дорога. Извините, что так получилось, но постарайтесь понять, она бы никогда не стала вашей.
Уиттейкер пожал плечами.
— Может, вы и правы. Не знаю. Она сама решит. «Бедный дурачок, — подумал Пендер. — Она уже решила». И неожиданно для себя он тоже принял окончательное решение. Когда он закончит тут со всеми делами, Дженни уедет вместе с ним.
— Идемте, — сказал он, — взглянем на дом. И они пошли дальше, все больше увязая в грязи и с трудом вытаскивая из нее ноги. Слева они увидали невысокое ограждение из проволоки, поставленное для защиты огорода от свиней.
— Это только часть парка, — пояснил Уиттейкер, не глядя на Пендера, которому пришлось напрячься, чтобы разобрать его слова. — Он идет за дом и дальше. Там настоящие джунгли.
Они стояли возле полусгоревшего дома, поразившего Пендера своими размерами. Тогда, с дороги, он почти не рассмотрел его, зато теперь весь фасад был как на ладони. Огромные окна первого этажа и дверь в форме арки были забраны рифленым железом, покрытым множеством самой разной длины и вида царапин. Возле стены была насыпь из штукатурки и кирпичей, словно много лет падающие с верхних этажей обломки образовали защитный барьер вокруг дома. Окна второго и третьего этажей больше не казались Пендеру черными и зловещими, потому что через них можно было увидеть небо из?за отсутствия кое?где пола и большого куска крыши. Трубы кое?как держались на толстых стенах, напоминая важных часовых, стоящих на страже выгоревшей коробки. По периметру крыши шла балюстрада, заканчивавшаяся над фасадом треугольником из серого камня. С того места, где стояли Пендер и Уиттейкер, казалось, что дом, возвышаясь над округой, своей огромностью подавляет ее.
— В свое время тут, наверно, было неплохо, — сказал Пендер. Уиттейкер, ничего не ответив, свернул с дороги на еще более грязную тропинку, которая шла вдоль дома.
— Там старые конюшни, — крикнул он, отойдя немного, — в них теперь держат свиней.
Пендер последовал за ним, устало переставляя ноги, но не выпуская из рук шлем. В какое?то мгновение он так был поглощен выбором места посуше, чтобы поставить ногу, что, когда поднял глаза, учитель уже исчез за углом примыкавшего к главному зданию строения, которое, по?видимому, и было конюшней. Когда он тоже завернул за угол, то Уиттейкер стоял все так же спиной к нему, вглядываясь в мрачные стойла. На полу в двух ближайших из них лежала солома, в которой Пендер, когда напряг глаза, разглядел розовые туши. Он чуть не задохнулся от исходившей от соломы вони и поразился тому, что ее выдерживают животные. |