Однако с такими людьми, как Энн и Салэй, Форт торговался яростно даже за самую дрянную мелочовку. Даже за те предметы обихода, что полагались им с корабельного склада по умолчанию. Локон догадалась, что Форт, как и ее тетушка Глорф, имеет привычку торговаться до последнего, потому что очень боится продешевить и выставить себя в глупом свете.

Но догадка Локон противоречила действительности точно так же, как противоречит узусу языка выражение «в глупом свете». И тем не менее результат получился удовлетворительным, а моя мысль – вполне понятной вам. Потому что, не сделай Локон этого ошибочного умозаключения, вряд ли она стала бы торговаться с Фортом и делать то, что больше всего ненавидела, – навязываться людям.

«Кажется, я знаю, как ты можешь покрыть долг, – написал Форт. – Продолжай так готовить каждый день, и я зачту все дни, что я тебя кормил. Один к одному».

– Это можно было бы расценить как вполне справедливую сделку, если бы кое-кто не использовал в качестве сырья для готовки мозги, успевшие протухнуть в нижнем ящике шкафа Улаама. Извини, Форт, но твоя еда ничего не стоит, какое уж тут «один к одному». Осмелюсь даже заявить, что за один мой ужин ты должен зачесть мне минимум дюжину твоих ужасных кормежек.

«Я не согласен с утверждением, что моя еда практически ничего не стоит, – написал Форт, добавив в ступку орехов. Скрюченными пальцами он довольно ловко держал пестик, то и дело прерываясь и постукивая костяшками по дощечке, которая теперь лежала на столе, а потому показывала слова на той же поверхности, на которой их набирали. – Всякая еда хоть сколько-нибудь да полезна. Конечно, если она не ядовита».

– Ядовитой твою стряпню не назовешь, – сказала Локон, – но она определенно стремится к тому, чтобы стать таковой.

«Между прочим, все эти дни она поддерживала в тебе жизненные силы. А жизнь – бесценный дар. Поэтому моя стряпня – в условиях, когда есть больше нечего, – не менее бесценна».

– Ну, моя жизнь не показатель, – возразила Локон, продолжая крошить мясо. – Капитан постоянно напоминает, что она ничего не стоит. А раз так, то и твоя стряпня ничего не стоит.

«Если твоя жизнь ничего не стоит, то и труды твои следует оценивать соответственно, – написал Форт, одной рукой работая пестиком, а другой набирая текст. – Выходит, и платить тебе следует по низшему разряду».

– Тогда мне следует поискать другой способ расплатиться с тобой, а то даже стыдно! – Локон схватила последний кусок хлеба и сунула в рот, прежде чем это успел сделать Форт.

«О луны!» – задохнулась Локон, уже успевшая начисто позабыть, каково это – есть, с великим трудом подавляя рвотный рефлекс.

Форт потер подбородок и усмехнулся:

«Ну хорошо. Каждый день с такой же качественной готовкой ужина – за два дня, что я тебя кормил».

– За пять, – сказала Локон.

«Три!»

– По рукам, – кивнула девушка. – Но ты никому не должен говорить, что эта стряпня – моих рук дело. Я не могу взвалить на себя еще и завтрак с обедом. У меня полно других забот.

«Экипаж заподозрит неладное. Где же это видано, чтобы завтрак и обед отвратные, а ужин королевский?»

– То есть еда все-таки отменная? – спросила Локон.

Форт замер, а затем ухмыльнулся:

«А я недооценил тебя!»

– Ничего, у тебя еще будет шанс исправить это упущение. Форт, ты человек находчивый, успокоить команду как-нибудь сумеешь. Скажи, например, что пробуешь новые рецепты, но время на эксперименты есть только перед ужином.