Дождевой вихрь вдруг сменил направление и прошел мимо судна в нескольких сотнях метров.

Лишь секунду назад мы с ужасом думали, будто шторм всерьез вознамерился лишить нас жизни, но на деле его траектория оказалась не более чем прихотью природы. Мы проводили взглядом вихрь, оставивший за собой сплошную стену из багряных шипов, и выдохнули: как только споры закипят, эта стена обязательно обрушится в море.

Дождевой вихрь, выписывая вензеля, удалился за горизонт. Неужели какой-то божок решил посмеяться над нами? Или все-таки это природный процесс, получивший «сознательность» от нашего ума, что во всем ищет общие закономерности, пытается объяснить и упорядочить происходящее?

Я знаю, во что я верил в тот день.

44. Погибший

Помнится, я говорил, что не знаю Дугов по именам. Так вот, я слукавил. Нужно было сосредоточить ваше внимание на главных героях истории.

Своя история есть у каждого из нас, и Дуги не исключение. Умершего звали Паксон. Он и его сестра были матросами на «Вороньей песни». Рослый Паксон – ноги длиннее туловища – по суше передвигался с трудом и был прирожденным моряком. Несмотря на относительную молодость, он был лыс. Подбородок сливался с шеей, и у тех, кто встречался с этим парнем впервые, неизменно просыпалось желание поесть багета.

Кроме того, Паксон был необычайно добр. Не кто иной, как он, не спускал с Локон глаз в тот день, когда она взяла на абордаж «Воронью песнь». Не кто иной, как он вместе с парой Дугов, держал канат, пока Форт затаскивал ее на палубу.

Паксон добродушно посмеивался и благодарил Форта, получая от него тарелку ужасной на вкус бурды. Паксон любил музыку, но играть не умел. Втайне он сокрушался, что так и не выучился. Увы, я был не в том состоянии, чтобы давать ему уроки.

И вот Паксон погиб. Мы предали его тело спорам и поплыли дальше.

Локон чувствовала себя виноватой. Быть может, если бы они задержались в изумрудных водах еще на пару месяцев, то не встретились бы с дождевым вихрем? Локон боялась, что Паксон не последняя жертва ее безрассудства. Вот почему она решила затаиться в своей каюте. Лучший способ отвлечься – заняться делом. В случае с Локон – продолжить эксперименты со спорами.

Хак, по своему обыкновению, был рядом. Рассказывал, каково живется крысам. Его голос отвлекал девушку от тяжелых мыслей. Крысиные истории действовали успокаивающе. И даже когда Хак описывал все невзгоды и трудности, с какими сталкивается любая крыса, у Локон отчего-то становилось легче на душе. Наверное, оттого, что все эти события произошли давным-давно. Она не сомневалась, что истории правдивы, однако за сроком давности они казались абстрактными, и было невозможно принимать их близко к сердцу.

– Это действительно занимательный факт, – рассуждал Хак. – Мы, крысы, способны улавливать самые разные запахи, о которых вы, похоже, и слыхом не слыхивали. Например, обувь… У всех она пахнет по-разному, ты в курсе?

– Гм… правда? А я думала, что она у всех пахнет более или менее одинаково.

– Только не для крысы! – заявил Хак, усаживаясь на столе, за которым работала Локон, и принялся рассказывать, как однажды выследил в толпе человека по одному лишь характерному запаху его башмаков.

Локон, поглощенная работой, слушала вполуха. Чтобы сигнальный пистоль заработал как надо, требовалось усовершенствовать его заряд. Она точно отмеряла порции спор, скрупулезно отмечая в записной книжке каждый свой шаг, чтобы после испытаний можно было определить, какой из экспериментальных зарядов показал себя наилучшим образом.

Снаружи доносились крики чаек. Дуги, вероятно желая отвлечься от невеселых мыслей о бедняге Паксоне, занялись воздушной рыбалкой.