Я поднялся на ноги и поплелся за Улаамом. В тот миг мною двигала та часть мозга, которая еще сохраняла остатки здравомыслия и не оставляла попыток уязвить Улаама чудовищными стишками, что сочинила другая, невменяемая часть.

Возле Локон я остановился, преодолев сильнейшее желание нанести Улааму подлый удар стишком в спину. Локон сидела с сигнальным пистолем на коленях, вперив взгляд в пол. За бортом еле слышно шуршали споры, напоминая, что рано или поздно мы окажемся в логове дракона. По прогнозу капитана Вороны, не позднее чем через пару дней.

– Мне страшно, – взглянув на меня, тихо произнесла Локон. – Я ужасно переживаю…

Я положил руку ей на плечо и не позволил себе изрыгнуть очередной стишок. Должно быть, в ту минуту у меня прояснилось в глазах, поскольку Локон продолжала общаться со мной так, будто я пребывал в здравом уме и твердой памяти.

– Я ужасно переживаю, – повторила Локон. – Не только за команду, но и за себя. Поджилки трясутся от одной мысли, что Ворона сделает со мной. С капитаном мне не справиться. В глубине души я знаю это наверняка.

Я наставил на девушку указательный палец и прошептал:

– Локон, у тебя есть все, что нужно.

– Ты про сигнальный пистоль? Но что, если не получится?

– У тебя есть все, что нужно. – Я сжал ей руку и направился за Улаамом.

Но не успел сделать и двух шагов, как вынужден был остановиться.

Что-то не так… Но что именно? Примечательно, конечно, что в тот миг у меня не возникло желания декламировать оду красоте собственных мозолей.

О нет!..

Вот оно что. За бортом смолк шорох. Прекратилось кипение спор, корабль сбрасывал ход. Такое происходит регулярно, а значит, нет причины бояться…

Если только поблизости не гуляет дождь.

Думаю, вы уже и сами догадались, что случилось дальше.

48. Кошмар наяву

Мне снятся кошмары.

Кстати говоря, благодаря моему состоянию сон для меня не так важен, как для обычных людей.

Худший из повторяющихся кошмаров отнюдь не тот, где за мной гонится неведомое чудовище. Хоть я, как и положено, просыпаюсь в холодном поту и задыхаюсь от страха, словно меня, схватив за горло, трясли, пока я не очнулся. Мне не снится, будто я заблудился или от меня вдруг все отвернулись и перестали любить.

Мой самый страшный кошмар – тот, где я узнаю, что годами талдычу одно и то же, повторяю заезженные шутки и набившие оскомину анекдоты. Что я без устали топчу лучшие чувства других людей – их терпение и сочувствие, – пока на некогда плодородном поле эмпатии не увядают даже сорняки.

Поэтому я лучше воздержусь, не стану повторять мои подозрения и опасения насчет дождей в Багряном море. Однако если вам требуется доказательство того, что сама судьба решила поставить против нашего корабля, то вот оно: к нам приближался не один дождевой вихрь, а целых два.

Два дождевых вихря одновременно.

«Воронья песнь» стояла на склоне необъятной багряной горы, указывая носом на пунцовую, точно от злости, луну, извергающую поток спор.

Локон поднялась на верхнюю палубу и увидела на юте Салэй, крепко державшую штурвал в надежде, что кипение возобновится и можно будет увести корабль в безопасное место. Однако он застыл, будто заколдованный. Корабль завяз в спорах, и все навыки Салэй, вся ее преданность делу в этот момент ничего не значили. Она была беспомощна.

Дуги перекрикивались, обмениваясь идеями, как выйти из ситуации. Кто-то даже предложил покинуть судно и бегом отправиться на поиски безопасного места – прямо по пустыне из спор.