«Как мне при таком переполохе незаметно добраться до башни? – недоумевала Локон. – И что потом? Попрошу Хака пробраться внутрь и впустить нас?»

Ее уверенность пошатнулась. Если начистоту, то план выглядел крайне шатким уже не первый день. Ничего удивительного в этом нет, учитывая хрупкий фундамент, на котором он был выстроен. План мог в любое мгновение рухнуть, точно карточный домик.

От таких мыслей Локон испытывала прямо-таки физическое недомогание. Которое усугубилось оттого, что ни одна свежая идея в последние дни ее не посетила. Как, впрочем, и ее офицеров. Корабль неуклонно приближался к жуткой Полуночной луне и наконец достиг границы двух морей. С высоты птичьего полета полоса, где смешивались багряные и полуночные споры, походила на рану, которая гноится с одной стороны и чернеет с другой.

Локон стояла на юте. Бесконечные дюны полуночных спор простирались, насколько хватало глаз. Вокруг царила мертвая тишина. Все застыло в страхе перед Полуночным морем. Не двигались на палубе и Дуги. Даже паруса и те, казалось, не осмеливались вздохнуть.

Салэй взглянула на Локон, и та скомандовала:

– Отдать якорь! Смеркается. Входить в полуночные воды под покровом ночи – самоубийство.

– Полностью согласна с вами, капитан, – отозвалась Салэй.

– Что думаешь насчет усиленной вахты на эту ночь? – спросила Локон. – Не хотелось бы оказаться застигнутыми врасплох дождем или тварью из мрака.

Салэй кивнула, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

Локон направилась было к себе в каюту, но задержалась на трапе:

– Салэй, слышала ли ты, чтобы кто-нибудь возвращался из Полуночного моря?

– Изумрудный король посылает корабли в полуночные воды, чтобы пленить Колдунью, – сказала Салэй. – Некоторым по воле случая удается пересечь Багряное море, но чтобы кто-то вернулся из Полуночного? Нет, о таких везунчиках я не слыхала. Стоит только судну войти в полуночные воды, как оно оказывается в окружении темных порождений жутких спор.

Представив себе эту картину, Локон поежилась.

«Неужели я всерьез надеялась, что мне удастся то, чего до сих пор не совершил ни один опытный моряк? – подумала Локон. – И чем только я думала? И что я вообще здесь делаю? Разве я капитан? Притвора, вот я кто!»

Разумеется, Локон сильно себя недооценивала.

(Пожалуйста, изобразите удивление.)

Если принимать во внимание недавние события, то Локон, как мне кажется, превзошла даже саму себя. Кроме того, это сущая правда, что ни одна из многочисленных высокородных особ, осмелившихся плыть к Полуночному морю, не вернулась назад. На страницах этой книги вы уже встречались по меньшей мере с одной такой особой. Помните красавчика в самом начале истории? Того, чьи челюсть и интеллект отлично подошли бы мраморному бюсту? Согласитесь, это не самый высокий стандарт.

Несмотря на все доводы рассудка, Локон по-прежнему испытывала неуверенность в собственных силах. Сбежав по трапу на среднюю палубу, в так хорошо знакомый коридорчик, и, задержавшись у двери в свою прежнюю каюту, девушка почувствовала ностальгию по тем денькам, когда она могла часами сидеть и читать про споры, внемля успокаивающему перестуку шагов по дощатому настилу над головой. Поступь Дугов всегда ей казалась такой уверенной, как будто в шарканье их подошв присутствовала некая нарочитая размеренность. Словно они исполняли старинный танец, ритм которого знали в экипаже все, от капитана до юнги.

И вот настал день, когда Локон нежданно-негаданно возглавила этот экипаж. Стала для матросов тем человеком, в ком они не должны сомневаться.

За этими мыслями девушка подошла к каюте Улаама. Она коротко постучала, и доктор почти сразу предложил войти. Улаам сидел и изучал свою руку, на которой вырос шестой палец. Локон перевела дух: наконец-то нормальная, привычная картина!

– Локон, я польщен твоим неожиданным визитом, – заговорил Улаам, примеряя кольцо на новый палец.