Это были более совершенные слуги, чем разведчики, созданные из полуночной сущности. Гвардейцы стояли стеной и предотвращали любые попытки неприятеля высадиться на берег. Одного взгляда с палубы корабля было достаточно, чтобы понять, почему королевские войска не выиграли ни одного сражения против Колдуньи. Вооружившись влажной паклей, не верила в свой успех и Энн. Да и как тут поверишь, когда мушкетные пули отскакивают от этих созданий, как горошины? Пушечное ядро может хотя бы опрокинуть, оставить вмятину… Однако и это бесполезно. Не пройдет и минуты, как поверженный воин вернется в строй.

Уповала Энн только на изобретенные Локон снаряды. Когда она совала паклю в запальное отверстие, ее рука заметно дрожала. Прогремел выстрел, но металлические воины не дрогнули. Отчасти потому, что ядро пролетело мимо. Оно пробило дерево, а затем, отскочив от прибрежных камней, утонуло в спорах неподалеку.

Обливаясь потом от напряжения, Энн перезарядила пушку. Озираться на товарищей по экипажу она не смела – знала, о чем думают Дуги и офицеры. Проблема не только в ее зрении. Возникло предположение, что с ней что-то не так. И она не ошиблась.

Однако невезение тут было ни при чем. Впрочем, как и всякого рода мистические проклятия. Энн страдала от чего-то гораздо более приземленного, но при этом не менее пагубного. Как я уже сказал, Энн промахнулась не только по причине плохого зрения. Она промахнулась, потому что уперлась в мнимую стену.

Помните, я говорил про лавину, захлестнувшую Локон? Так вот, в противоположность этой лавине существует и другая сила. Видите ли, на каждое действие всегда найдется противодействие. Каждому толчку соответствует притяжение, как говорит один мой давний враг. Иногда жизненные обстоятельства копятся до тех пор, пока не становятся непреодолимой силой и не заставляют нас меняться. (Как в случае с Локон.) А иногда эти самые обстоятельства образуют огромную гору, которую невозможно ни обойти, ни покорить.

Даже самые меткие из нас время от времени промахиваются. Но если вы прослыли тем, кто промахивается постоянно, то советую вам срочно перестать принимать свои промахи близко к сердцу. Если вы не будете относиться к ним философски, то они быстро накопятся и превратятся в ту самую гору. Кроме того, зацикливаясь на промахах, вы обесцениваете все свои успешные выстрелы. Короче говоря, вы рискуете уподобиться Энн, которая продолжала дрожать, обливаться потом и пытаться разжать невидимую, но весьма ощутимую хватку судьбы, которую сама же для себя предопределила. Да кто же не промахнется, когда пот застилает глаза, рука дрожит, а внутренний голос твердит, что ты обречен? Тут даже самый опытный стрелок со снайперским зрением оплошает.

– Не зря говорят: бойся своих желаний! – пробормотала Энн и уже занесла над запальным отверстием влажную паклю, как вдруг у нее над ухом прозвучал спокойный мужской голос.

– Матрос Энн, прекратить огонь! – приказал Лаггарт, для равновесия держась рукой за фока-штаг и щурясь на берег.

Энн колебалась.

– Три градуса на корму, один вверх, – уверенно произнес Лаггарт.

Энн поколебалась еще миг-другой, а затем начала наводить пушку, как подсказал Лаггарт. А корабль, покачиваясь на мелководье, продолжал двигаться вдоль берега.

– Жди, – сказал Лаггарт, когда Энн приготовилась вставить паклю в запальное отверстие. – Жди… Огонь!..

Взрыв зефирных спор отправил ядро в полет. Как Энн и хотела, снаряд попал металлическому воину в грудь и опрокинул его; но, как она и ожидала, не нанес повреждений. Зато он лопнул, и вырвавшиеся лозы опутали стоявших поблизости гвардейцев.

Воины на берегу пришли в замешательство. Тем временем Энн осознала, что ее гора на самом деле не такая уж и неприступная. Энн сделала первый шаг к восхождению!

– Перезарядить и навестись! – скомандовал Лаггарт.

– Есть перезарядить и навестись, сэр! – вторила Энн, работая с четкостью, которую по достоинству оценил бы любой военно-морской офицер.