Это так же просто, как двойная порция
сливочного мороженого с горячим шоколадным соусом. Не могу объяснить моему
ученому читателю (брови которого, вероятно, так полезли вверх, что уже
доехали до затылка через всю плешь), каким образом я это понял; может быть,
звериным чутьем я уловил легчайшую перемену в ритме ее дыхания, ибо теперь
она уже не столько разглядывала мою мазню - о моя прозрачная нимфетка! -
сколько ждала с тихим любопытством, чтобы произошло именно то, чего до
смерти хотелось обаятельному квартиранту. Дитя нашего времени, жадное до
киножурналов, знающее толк в снятых крупным планом, млеющих, медлящих
кадрах, она, наверное, не нашла бы ничего странного в том, чтобы взрослый
друг, статный красавец - Поздно! Весь дом вдруг загудел от голоса говорливой
Луизы, докладывающей госпоже Гейз, которая только что вернулась, о каком-то
мертвом зверьке, найденном ею и Томсоном (соседским шофером) в подвале - и,
конечно, моя Лолиточка не могла пропустить такой интересный случай.
Воскресенье. Она переменчива, она капризна, она угловата, она полна
терпкой грации резвого подростка. Она нестерпимо привлекательна с головы до
ног (отдаю всю Новую Англию за перо популярной романистки!) - начиная с
готового банта и заколок в волосах и кончая небольшим шрамом на нижней части
стройной икры (куда ее лягнул роликовым коньком мальчишка в Писки), как раз
над уровнем белого шерстяного носка. Она только что отправилась с мамашей к
Гамильтонам - празднование дня рождения подруги, что ли. Бумажное платье в
клетку с широкой юбкой. Грудки, кажется, уже хорошо оформились. Как ты
спешишь, моя прелесть!
Понедельник. Дождливое утро. "Ces matins gris si doux...!"
На мне белая пижама с лиловым узором на спине. Я похож на одного из тех
раздутых пауков жемчужного цвета, каких видишь в старых садах. Сидит в
центре блестящей паутины и помаленьку дергает ту или другую нить. Моя же
сеть простирается по всему дому, а сам я сижу в кресле, как хитрый кудесник,
и прислушиваюсь. Где Ло? У себя? Тихонько дергаю шелковинку. Нет, она вышла
оттуда; я только что слышал прерывистый треск поворачивающегося туалетного
ролика; но закинутое мной слуховое волоконце не проследило шагов из ванной
обратно к ней в комнату. Может быть, она все еще чистит зубы (единственное
гигиеническое действие, которое Лолита производит с подлинным рвением). Нет.
Дверь ванной только что хлопнула; значит, надобно пошарить дальше по дому в
поисках дивной добычи. Давай-ка пущу шелковую нить на нижний этаж. Этим
путем убеждаюсь, что ее нет на кухне, что она, например, не затворяет с
грохотом дверцу рефрижератора, не шипит на ненавистную мать (которая,
полагаю, наслаждается третьим с утра воркотливым, сдержанно-веселым
разговором по телефону). Что ж, будем дальше нащупывать и уповать. Как луч,
проскальзываю в гостиную и устанавливаю, что радио молчит (между тем как
мамаша все еще говорит с миссис Чатфильд или миссис Гамильтон, очень
приглушенно, улыбаясь, рдея, прикрывая ладонью свободной руки трубку,
отрицая и намекая, что не совсем отрицает забавные слухи о квартиранте, ах,
перестаньте, и все это нашептывая так задушевно, как никогда не делает она,
эта отчетливая дама, в обыкновенной беседе). |