Чей-то детский голос звал: "Нанси! Нан-си!". В
доме Лолита поставила свою любимую пластинку "Малютка Кармен", которую я
всегда называл "Карманная Кармен", от чего она фыркала, притворно глумясь
над моим притворным остроумием.
Четверг. Вчера вечером мы сидели на открытой веранде - Гейзиха, Лолита
и я. Сгущались теплые сумерки, переходя в полную неги ночь. Старая дурында
только что кончила подробно рассказывать мне содержание кинокартины, которую
она и Ло видели полгода назад. Очень уже опустившийся боксер наконец
знакомится с добрым священником (который сам когда-то, в крепкой своей
юности, был боксером и до сих пор мог кулаком свалить грешника). Мы сидели
на подушках, положенных на пол; Ло была между мадам и мной (сама втиснулась
- звереныш мой). В свою очередь я пустился в уморительный пересказ моих
арктических приключений. Муза вымысла протянула мне винтовку, и я выстрелил
в белого медведя, который сел и охнул. Между тем я остро ощущал близость Ло,
и пока я говорил и жестикулировал в милосердной темноте, я пользовался
невидимыми этими жестами, чтобы тронуть то руку ее, то плечо, то
куклу-балерину из шерсти и кисеи, которую она тормошила и все сажала ко мне
на колени; и наконец, когда я полностью опутал мою жаром пышущую душеньку
этой сетью бесплотных ласок, я посмел погладить ее по ноге, по крыжовенным
волоскам вдоль голени, и я смеялся собственным шуткам, и трепетал, и таил
трепет, и раза два ощутил беглыми губами тепло ее близких кудрей, тыкаясь к
ней со смешными апарте в быстрых скобках и лаская ее игрушку. Она тоже очень
много ерзала, так что в конце концов мать ей резко сказала перестать
возиться, а ее куклу вдруг швырнула в темноту, и я все похохатывал и
обращался к Гейзихе через ноги Ло, причем моя рука ползла вверх по худенькой
спине нимфетки, нащупывая ее кожу сквозь ткань мальчишеской рубашки.
Но я знал, что все безнадежно. Меня мутило от вожделения, я страдал от
тесноты одежд, и был даже рад, когда спокойный голос матери объявил в
темноте: "А теперь мы считаем, что Ло пора идти спать". "А я считаю, что вы
свинюги", - сказала Ло. "Отлично, значит завтра не будет пикника", - сказала
Гейзиха. "Мы живем в свободной стране", сказала Ло. После того что сердитая
Ло, испустив так называемое "Бронксовое ура" (толстый звук тошного
отвращения), удалилась, я по инерции продолжал пребывать на веранде, между
тем как Гейзиха выкуривала десятую за вечер папиросу и жаловалась на Ло.
Ло, видите ли, уже выказывала злостность, когда ей был всего один год и
она, бывало, из кровати кидала игрушки через боковую сетку так, чтобы бедной
матери этого подлого ребенка приходилось их подбирать! Ныне, в двенадцать
лет, это прямо бич Божий, по словам Гейзихи. Единственное о чем Ло мечтает -
это дрыгать под джазовую музыку или гарцевать в спортивных шествиях, высоко
поднимая колени и жонглируя палочкой. Отметки она получает плохие, но все же
оказалась лучше приспособленной к школьному быту на новом месте, чем в Писки
(Писки был их родной город в средней части Соединенных Штатов; рамздэльский
же дом раньше принадлежал покойной свекрови; в Рамздэль они переехали около
двух лет тому назад). |