— Ты очень ясно определила свою позицию в прошлый раз, Одри. Ты хорошая, честная, целеустремленная. А я извращенец, лжец и обманщик, который хитростью завлек в свою постель чистую девушку. Для этого я обеспечил ее работой и квартирой. Но поскольку я не спросил у тебя на это разрешения, то я злоупотребил своею властью, дергая подчиненных за ниточки. Я правильно все излагаю? И ты хотела услышать после этого, что я собирался носиться по Нью-Йорку, разыскивая тебя? Этого ты от меня никогда не дождалась бы.

Лоуренс понимал, что говорит не его сердце, а его уязвленное самолюбие, но ничего не мог с собой поделать. Разумеется, он собирался ее разыскать, именно этим он намеревался заняться, когда она позвонила ему.

— Понятно, — произнесла Одри с непроницаемым лицом.

Ее реакция только еще больше разозлила Лоуренса.

— Что тебе понятно?

— Все, что ты сейчас сказал. — Одри поднесла к губам бокал с соком, но руки ее дрожали так сильно, что пришлось его снова поставить на стол. — Я рада, что мы до конца поняли друг друга. — Она стойко выдержала его гневный взгляд. — Значит, теперь мы можем обсудить то, что я должна тебе сообщить. Спокойно, без истерик, как нормальные взрослые люди.

— Что обсудить? — нервно спросил Лоуренс, чувствуя в себе нарастающую тревогу.

— Я беременна.

Наступило полное безмолвие. Если бы вопрос не был для нее слишком серьезным, Одри засмеялась бы, увидев, какое лицо стало у импозантного красивого мужчины, сидящего напротив, которого она в первую встречу окрестила мистером Высокомерие. Лоуренс Рамазотти потерял дар речи! Разумеется, он может ей не поверить, ведь она принимала таблетки! И все-таки ее беременность — объективно доказанный факт.

— Извини, что ты сказала? — спросил Лоуренс, лицо которого отразило целую гамму чувств — от растерянности до недоверия.

— Ты же слышал. Я беременна.

— Ты позвала меня сюда, чтобы сообщить мне об этом? — Он отодвинул тарелку и наклонился к ней через стол.

— Ты бы предпочел, чтобы я скрыла от тебя это обстоятельство? — отпрянула от него Одри. — У меня такая мысль сразу возникла, но, увы, меня воспитывали в определенных моральных принципах…

— Избавь меня от проповеди, Одри.

— Я сказала тебе об этом, потому что считала необходимым поставить тебя как отца ребенка в известность. Извини, я не знала, что ты предпочел бы не знать о нем.

Она сама еще до конца не осознала, что носит под сердцем ребенка Лоуренса. А потому не могла бы ясно сформулировать свои чувства.

Если бы ей раньше сказали, что ей доведется сообщить о своей беременности, сидя в кафе за столиком, отцу ребенка, которому этот ребенок нужен как чума бубонная, она бы не поверила. В своих давних мечтах она делала это признание с легким сердцем самому дорогому для нее человеку, для которого эта новость явилась бы самой желанной. Но между мечтами и реальной жизнью дистанция огромного размера, как говаривал ее отец, в чем Одри успела убедиться на собственном опыте. Несмотря на тошноту по утрам и потерю аппетита, она испытывала неведомое ей раньше нежное чувство, которое уже почувствовала к маленькому существу, растущему в ее лоне. И с каждым днем это чувство становилось сильнее, вопреки всем тревогам и сомнениям, которые одолевали ее по ночам.

— Я спрашиваю, почему ты пригласила меня именно в это место, чтобы сообщить такую новость? Здесь шумно, потому что кругом люди.

— Он оглянулся с, таким видом, словно собирался всех выгнать из кафе.

— Я думала, наш разговор не займет много времени.

Лоуренс готов был возмутиться, но сдержал себя.

— И потом, тебе нужно какое-то время, чтобы свыкнуться с этой новостью.