А в первом объекте я смогу поменять монеты от трактирщика на те, которые мне нужны — хориды. Впрочем, меняла примет и немецкие марки, и русские рубли, и даже (а может, и нет, хотя очень хочется) мои золотые империалы. Вообще, есть в ассортименте Очага специальная лавка, которая занимается лишь скупкой товаров. Её постройка обойдётся мне примерно на треть дешевле. Но я подумал немного и решил, что у Трактира куда больше плюсов, хотя бы та же еда и просторный зал-столовая.
Решено — сделано.
— Эк еврейские-то души оживились, — хмыкнул Прохор, когда я пришёл в гражданский лагерь за очередными кандидатами для моих новых объектов. — Но вишь — в поварёшки не торопятся идти.
Замечание беролака было очень точным. Мне для трактира нужен был трактирщик или трактирщица, а также повар с помощником и пара слуг. Но евреи от последних должностей воротили нос, чем меня несколько задели. Я им, дракона им в гости, предлагаю молодость, здоровье и долголетие в обмен на верную службу, а им неохота быть в подчинении и занимать низовую должность. И что, что повар или посудомойщик? Да таких поваров и слуг в ближайшие годы больше не будет на Земле! Небольшая очередь построилась на место трактирщика. И то там вместе с евреями были и русские, и белорусы с украинцами.
А вот стать менялой пожелали все евреи без исключения. Среди них нашлись аж два бывших бухгалтера и один какой-то финансовый учётчик из времён некоего НЭПа, трудящегося тогда в артели. К слову, я сам не заметил, как второй лагерь увеличился и в размерах, и в населении. После операции в Лепеле число его жителей резко увеличилось. Тут и раненые от Кулебякина, и те бывшие военнопленные, которых я к себе взял, а те после недолгой жизни под моей опекой решили задержаться чуть дольше (а я совсем не против, так как рассчитываю склонить бойцов на свою сторону и взять клятву служения. Из-за этого не даю Шелехову с ними часто и долго общаться и никогда наедине). Ещё были евреи из гетто и лепельцы, сбежавшие в леса, а там повстречавшие моих оборотней. С некоторых пор я перестал вникать во все дела. Ко мне обращались только с важными вопросами, как с тем гэфэпэшником с белорусскими детьми. Учитывая, что девять десятых населения того лагеря не могли выйти за его пределы, срочности с выявлением возможного предателя не было. Разумеется, если такой там оказался, что сомнительно, с учётом факторов, которые свели людей там. Такой рано или поздно (скорее рано) сам выдаст себя.
— Угу, — согласился я с ним, — лучше и не скажешь.
— Кого выберешь из них?
— Уже выбрал, возвращаемся к себе.
Менялой я предложил стать молодой еврейке, родственнице Захара и Озары. На её замечание, что она не имеет нужного образования и работала учителем музыки, я пояснил, что все знания она получит во время перерождения.
— Тогда я согласна, — кивнула еврейка, принимая моё предложение.
— Подожди пару дней, пока Лавка строится.
Трактирщиком я поставил немолодого белоруса из бывших военнопленных. Это был мужчина возрастом под пятьдесят лет из мобилизованных в самом начале войны. Он рассказал, что с пяти лет трудился в сфере общепита. Сначала с матерью развозил еду по артелям, занимающихся сбором торфа и лесозаготовкам, потом попал в колхозную столовую. На срочной службе год отслужил помощником повара. После возвращения несколько лет «мотался» по разным специальностям, от конюха до пастуха и стогоукладчика, пока опять не пристроился в заводской столовой, где побывал и поваром, и помощником заведующей. С последней должности он и угодил на войну. А там разгром, отступление, окружение и плен, откуда я его вытащил. Себе в помощники он взял двух мальчишек семи и восьми лет. Это те, чьи матери были расчётливо убиты немцами для внедрения в мой отряд агента. Поваром согласилась стать молодая женщина из недавно появившихся в лагере, родом из Лепеля. |