Новое посещение города, накрытого чёрной аурой, от которой мне было не по себе, мало чем отличался от предыдущего. Только нас было более чем в два раза меньше — я да Павел. И казнили мы не всех подряд, а только важных лиц, до которых сумели дотянуться. В первую очередь это были два офицера тайной военной полиции, командующие группой, которая искала конкретно мой лагерь. Их повесили на заднем дворе комендатуры. На груди у каждого повесили табличку с надписями на русском и немецком языках, где было указано, что они казнены за убийство мирных граждан, в том числе женщин и детей. Потом мы наведались в дом нового бургомистра, который жил там же, где и первый. Вместе с ним в доме нашли двух немецких офицеров. Эта троица играла в карты, слушала музыку, льющуюся из трубы патефона, и пила красное вино.

«Не разделять же их, — со злой усмешкой про себя подумал я и ударил по ним массовым параличом. — На том свете доиграют партию».

Этих мы повесили на улице на ближайшем к дому фонарном столбе. Каждый из них обзавёлся листом бумаги, на котором я быстро написал, что покойники обвиняются в пособничестве в убийствах мирного населения и помощи военным преступникам. Следующими висельниками стали два офицера. Один командовал двумя взводами карателей. Второго нашли в тюрьме, куда пришли по предложению Струкова. Последнего немца я приговорил после того, как увидел его ауру. Она у него была настолько чёрная, что Марк Христов, подручный лепельского бургомистра, будь он жив, показался бы ангелом на фоне тюремщика. Таких разумных очень любят демоны, соблазняя их и обращая в своих приспешников. А после обращения ренегаты становятся такими тварями, что не со всяким паладин света или демонолог средней руки справится в одиночку. Всех заключённых мы выпустили, помогли выйти с центральных улиц и дали кому одежду, кому продукты. Всё это взяли у тюремщиков.

— Надеюсь, они спасутся, — тихо сказал Паша, смотря, как люди пропадают в темноте.

— И я, — кивнул я в ответ. — Мы сделали для них всё, что было в наших силах, Паш.

* * *

В большом зале одного из зданий Витебска, стояли в две шеренги двадцать восемь человек. Серая и чёрная форма, витые погоны, кресты, возраст у многих был за сорок лет. И все они тянулись перед ещё более немолодым мужчиной среднего роста, с короткой стрижкой седых волос, небольшой лобной залысиной, вытянутым лицом и жутко злыми глазами, которые смотрели на строй офицеров Вермахта, СД, СС и Люфтваффе так, словно желали их испепелить.

— Банда негодяев ведёт себя в городе, за который вы отвечаете, как у себя дома! — орал он, брызгая капельками слюны и энергично взмахивая рукой. — Во второй раз бандиты убивают бургомистра! Во второй раз гибнут офицеры гэфэпэ, которые обязаны этих самых бандитов ловить! Мало того, их позорно казнили, выставив тела на всеобщее обозрение и прикрепив записки, как будто это не офицеры Германии, а разбойники! — ярился генерал. Всего лишь час назад у него состоялся разговор с другим генералом, который сидел в тихом и удобном кабинете в Рейхсканцелярии. Берлинец вволю поглумился над своим «коллегой», отлично показав, что даже одинаковое звание не даёт равных возможностей. — Приказываю поднять в небо бомбардировщики и спалить дотла лес, где укрываются партизаны. Все деревни рядом с ним, и те, что расположены в нём — сжечь, чтобы следа от них не осталось. Закрыть кордонами любые тропы и дороги. Заминировать всё! Слышите? Всё! И приготовиться к войсковой операции. Через две недели сюда прибудет двести шестая легкопехотная дивизия, которая закончит то, с чем вы не смогли справиться, господа.