Ужас, отразившийся на его лице, был достаточным доказательством мучительной истины, и Мэри продолжала… Она должна была высказать все, что невыносимой тяжестью лежало на ее душе!

— Я услышала, как ты сказал отцу, что женился на мне, чтобы разозлить его.

— Но, Мэри, это не предназначалось для твоих ушей!

— В этом я не сомневаюсь, — сухо ответила она, чувствуя невыносимую боль в груди.

— Я не хотел… И могу объяснить.

— Я искренне надеюсь, что ты не станешь ничего объяснять. Никакие слова не смогут залечить рану, которую ты мне нанес. Ибо даже если ты действительно не хотел меня, если я тебе безразлична, как ты мог сказать это своему отцу? Как мне теперь смотреть графу в глаза, если он знает: ты ценишь меня так мало, что женился просто ему назло?

Ответа у Йэна не нашлось. Он поднял на Мэри глаза, в которых не было и капли надежды. Она сидела в седле, пристально глядя на него. Казалось, протекла вечность. Ее лицо выражало негодование, разочарование. Презрение? Да, он не заслуживает ничего, кроме презрения. О, если бы он мог изменить прошлое!

— Прости. Я несправедливо обошелся с тобой. Мне больше нечего сказать.

Мэри развернула лошадь.

— Надеюсь, ты простишь меня, если я тебя покину.

— Подожди! Куда ты? — крикнул Йэн.

На краткий миг их глаза встретились.

— Я хочу побыть одна, если ты не возражаешь.

— Я не могу отпустить тебя одну в таком состоянии.

Ее лицо окаменело.

— Можешь — и отпустишь. Это меньшее, что ты можешь сделать в сложившихся обстоятельствах. Ты не имеешь никакого права диктовать мне, что я могу или не могу делать.

Йэн стиснул зубы. Мэри пришпорила лошадь и ускакала. С минуту Йэн смотрел на ее удаляющуюся спину, изящную и непреклонную. В конце концов со вздохом разочарования он пустил жеребца в галоп.

Боже, как же она упряма! И он желает ее все больше с каждым днем. Невозможность близости с ней лишь разжигала пожар его страсти.

Мэри утерла слезы со щек тыльной стороной ладони. Она не хотела ничего говорить Йэну, но своей показной заботой он заставил ее раскрыться. Зато теперь нет нужды притворяться! Они оба знают, как себя вести. С неопределенностью покончено.

Мэри мчалась, не разбирая пути. Дорога повернула направо и вилась теперь по краю скал. Слева, далеко внизу, показалось море. Мэри медленно приходила в себя… услышала визг чаек, пронзающих бесконечное, почти безоблачное небо. На соленом морском ветру ее слезы вскоре высохли.

У края скалы, в нескольких шагах от дороги, она увидела мужчину, стоявшего на коленях. Услышав стук копыт, он обернулся.

В его встревоженных серых глазах мелькнуло облегчение.

— Слава Богу, кто-то появился!

Мгновенно отреагировав на его взволнованный вид, Мэри остановила лошадь и соскользнула на землю. Не подумав о последствиях, она бросила поводья и подошла к мужчине.

— Что случилось?

И тут же раздался стук копыт удиравшей кобылы. Мэри испуганно оглянулась, но вновь повернулась к мужчине. Не обращая внимания на лошадь, мужчина смотрел вниз.