Для нее все чистое и святое. Помнишь, как ты говорил мне, что в том, что происходит между мужчиной и женщиной, нет ничего дурного? Так оно и есть, милый, и относится не только к тому, что между ними происходит в постели. Я даже думаю о том, что, когда наступит мой час, я бы хотела, чтобы ты был рядом со мной. И я не стану смущаться твоего присутствия!
– Я и буду рядом с тобой, – заверил Робин, – не сомневайся в этом! Я сам приму своего первенца и не уступлю этого права Эллен!
– Ой! – воскликнула Марианна с испугом, мгновенно забыв о только что сказанных ею самой словах, и посмотрела на Робина с замешательством: – Не очень-то красивой я буду в те часы, чтобы ты меня видел!
– А ты постарайся тужиться изящно, а кричать мелодично, – рассмеялся Робин и, став серьезным, поцеловал Марианну в лоб. – Ты всегда будешь для меня мила и красива!
– Ловлю на слове! – рассмеялась в ответ Марианна и окинула Робина внимательным взглядом. – А теперь расскажи мне, как ты себя чувствуешь!
– Великолепно! – ответил Робин и поцеловал Марианну в кончик носа, посмеиваясь над ее серьезным взглядом. – Лучше скажи ты, как себя чувствуешь.
Он накрыл ладонью ее пополневший живот и с ласковой улыбкой заглянул в глаза Марианны. Ее глаза стали задумчивыми, исполнились сиянием, она накрыла ладонь Робина своей рукой и склонила голову ему на плечо.
– Я чувствую себя странно. Так, словно я все время теперь не одна, даже когда тебя нет рядом. Чувствую, как в моем теле происходит что-то, на что я уже не имею влияния, но это ощущение наполняет меня благоговением и радостью. Когда я думаю о том, как впервые возьму нашего ребенка на руки и увижу, что у него твои глаза, то чувствую себя такой счастливой, что мне становится страшно.
– Чего же ты стала бояться, родная моя? – спросил Робин, слушая ее признание и тихонько гладя Марианну по волосам.
– Того, что так много счастья привлечет какую-нибудь беду, – тихо сказала Марианна.
– О! – протянул Робин и, обняв ее, крепко прижал к себе. – Это обычные страхи беременной женщины. Они сменятся другими, потом третьими, а в самом конце ты будешь плакать и уверять меня, что непременно умрешь в родах. А потом забудешь обо всех этих страхах, когда поднесешь младенца к груди, и если я тебе напомню о них, станешь отрицать и смотреть на меня сердитыми и удивленными глазами.
– Я вижу, у тебя богатый опыт, мой лорд! – рассмеялась Марианна и, отстранившись от Робина, посмотрела на него с прежней улыбкой, но затаив в глазах настороженность. – Никогда не спрашивала тебя прежде. Можно спросить сейчас?
Робин, которого ни в малости не обманула ее улыбка, усмехнулся и сказал:
– Я уже говорил, что ты можешь спрашивать меня обо всем, что только пожелаешь. Но я тебе отвечу сам, до твоего вопроса, который вертится у тебя на кончике языка. Нет, милая, у меня нет детей. И никогда не было – это тебе для полной ясности.
– Как ты можешь быть уверен? – недоверчиво спросила Марианна.
Робин внимательно посмотрел на нее и, рассмеявшись, покачал головой:
– А ведь ты продолжаешь допытываться не из ревности, а из любопытства! Люблю твое любопытство! Оно – одно из твоих чудесных свойств, благодаря которым ты стала мне не только возлюбленной, но и замечательным другом.
Оставив Марианну, он сел за стол, налил себе в кубок молока и, сделав глоток, ответил уже серьезным тоном:
– Могу, и уверен в этом, милая. Я еще в Веардруне, до того как впервые познал женщину, дал себе слово, что у меня не будет незаконнорожденных детей. Станешь расспрашивать и дальше?
– Пожалуй, остановлюсь! А то любопытство превратится в ревность, – улыбнулась Марианна. |