Угадав ее намек, Робин непонятно усмехнулся, посмотрел на шитье, оставленное Марианной, и удивленно спросил:

– Что это ты шьешь, милая?

– Рубашку для тебя, – ответила Марианна, садясь напротив Робина.

– Я думал, что твое шитье будет совсем иного рода!

– А мне захотелось сшить рубашку тебе. Ведь я никогда и ничего не шила для тебя. Но ты уклонился от ответа!

– Вовсе нет, – сказал Робин и, допив молоко, подошел к Марианне, развернул ее за плечи лицом к большому свертку, который остался лежать на скамье. – Разбери его, милая, и надень все, что ты в нем найдешь. А я пока схожу в купальню.

– Сейчас я дам тебе чистую одежду, – заторопилась Марианна, но Робин остановил ее:

– Я сам возьму все, что мне нужно. Займись тем, что я тебе сказал!

Переложив сверток со скамьи на постель, он открыл сундук с одеждой и стал в нем рыться, а Марианна, помедлив, развернула сверток из белого сукна. Самим свертком оказался длинный плащ, отороченный по краю капюшона и подолу светлым серебристым мехом и подбитый изнутри серебряным атласом. Под плащом лежало платье из роскошного ярко-синего бархата, сплошь расшитое серебром. Под платьем Марианна нашла белую шелковую тунику с длинными и широкими рукавами, которые внизу были собраны в узкие манжеты, застегивавшиеся на серебряные пуговицы. Отдельно были завернуты в кусок ткани изящные сапожки из светло-серой замши, тоже украшенные серебряной вышивкой. Марианна обернулась спросить, что означает этот внезапный подарок, но Робина в комнате уже не было.

Она переоделась и подошла к зеркалу. Наряд был великолепный, много краше того, в который Робин одел ее на праздник прощания с летом. Шелковые рукава туники выбивались из прорезей рукавов верхнего платья, оттеняя его изумительный синий цвет и изящество серебряной вышивки. Ворот туники облегал шею, а вырез бархатного платья был довольно низок, и белый шелк туники, открытый вырезом, казался слишком скромным, соседствуя с серебряной оторочкой верхнего платья. Бархатное платье плотно облегало грудь, переходя ниже в широкий подол до самого пола, чем скрадывало уже явную для всех беременность Марианны. Полюбовавшись на себя, Марианна решила, что к такому роскошному наряду не годятся просто распущенные волосы. Длина волос позволяла ей справиться с ними без посторонней помощи, и она заплела их вокруг головы короной-колосом так, как научилась у Кэтрин. Снова подойдя к зеркалу, она убедилась, что теперь прическа и наряд пришли в полное соответствие друг с другом, и смотрела на свое отражение с довольной улыбкой.

– Любуешься собой? – раздался голос Робина, – но кое-чего в этом наряде пока недостает. Сейчас исправим дело!

Марианна увидела позади себя в зеркале Робина и удивилась еще больше. На Робине был наряд из бархата глубоко-синего цвета, ворот которого был густо усыпан мелкими сапфирами. Льняную рубашку Робин сменил на шелковую. Она была такого же белого цвета, как и туника Марианны, и ее рукава так же выбивались из прорезей рукавов верхней одежды. На сапогах Робина поблескивали золотые шпоры, а на груди в знак рыцарского достоинства лежала тяжелая золотая цепь с гербом Рочестеров – белым единорогом на лазурном поле. Его стан туго охватывал пояс, украшенный золотыми пластинами, и тяжелый Элбион был убран в парадные ножны, тоже украшенные золотом.

– Что все это значит? – спросила Марианна, но в это время Робин обвил ее шею золотым ожерельем в два ряда, каждый из которых был собран из золотых квадратов, и в каждом сиял крупный чистый сапфир.

Теперь белый шелк туники у ворота не казался скромным, а оттенял белизной сияние сапфиров и мягкий блеск золота. Такой же, как ожерелье, пояс – только золотые квадраты были больше, а сапфиры крупнее, – Робин застегнул на стане Марианны.