|
Кажется, его враг впервые не стал разбираться, кто был виновен, а кто нет, – он никого не оставил в живых. На Лончема тоже произвела впечатление быстрая и беспощадная расправа с его ратниками, да еще в таком количестве. Наверное, он только тогда и понял, какой смертоносной, разящей силе заступил дорогу, хотя и не знал, что стало причиной. Но до этого любое упоминание о лорде Шервуда вызывало у Лончема лишь пренебрежительное пожатие плеч. Правда, впечатление оставалось ярким недолго, раз он отважился вернуться в Ноттингемшир, где лорд Шервуда только и ждал его возвращения. Гай покривил в усмешке губы: он не звал с собой Лончема – тот сам решил поехать с ним. Раз не звал, то и не в ответе за его жизнь, которая резко упала в цене, как только Лончем пересек границу Средних земель.
Итак, он послал Брайану де Бэллону письмо, в котором выразил намерение взять в жены его сестру. Полученный ответ его не удивил безоговорочным согласием: он в нем и не сомневался. Но письмо насмешило его восторженным стилем, которым Брайан выразил неподдельную радость от возможности через брак сестры породниться с ним – Гаем Гисборном. Брайан поторопился привезти сестру в Лондон, и, выждав для пристойности месяц со дня объявления помолвки, Гай обвенчался с Беатрис. Зачем ему понадобился этот брак? Все равно было пора обзавестись женой и наследниками. А еще он пытался хотя бы так заполнить пустоту, образовавшуюся в его душе после апрельских событий. И вот не прошло и считаных месяцев со дня свадьбы, а он уже начал тяготиться обществом жены. У него не было претензий к Беатрис. Она была довольно красива, благонравна и кротка, для женщины неглупа, влюблена в него так, что это было заметно всем и каждому. И при всех своих достоинствах – не мила ему до зубовного скрежета. Ее вина заключалась только в одном: Беатрис не была Марианной. Когда он смотрел в ее карие глаза – видел серебро больших светло-серых глаз. Когда она расчесывала при нем копну длинных каштановых кудрей, ему казалось, что гребень превращает их в светлую россыпь. И, следя за движением гребня, он почти верил в то, что сейчас она обернется, и он улыбнется в ответ улыбке Марианны. Но она оборачивалась, чувствуя на себе его взгляд, и он снова видел перед собой всю ту же Беатрис. Она в такие минуты растерянно смотрела на горячо любимого мужа, не понимая, почему он угасает и лицом, и взглядом, едва лишь повстречавшись с ней глазами. По ночам, когда они завершали исполнение супружеских обязанностей, она льнула к нему, пытаясь обнять и устроиться головой у него на плече, а он отстранял ее. И все, на что у него хватало сил, – отстранять ее вежливо, словно этого отчуждения после близости от него требовало соблюдение приличий, а не грубо, как ему хотелось иной раз, когда она пыталась проявить настойчивость. Едва жена засыпала, он бессонными глазами смотрел на полог кровати и безмолвно жаловался Марианне: «Ты бы никогда не наскучила мне! Я всегда искал бы твоего общества, спрашивал твоих советов, не выпускал бы тебя из объятий, сам засыпал бы ночью на твоем плече. Как же ты могла?! Как ты посмела предпочесть его, а меня отвергнуть?» Волна холодного гнева омыла его при мысли о лорде Шервуда. Роберт Рочестер! Тебе всегда и все давалось легко и невзначай! Графский титул ждал тебя не за какие-то особые заслуги, а просто по праву рождения. Там, где другим приходилось прилагать немыслимые усилия, ты шутя достигал цели. Вот так же, без видимых трудов, ты в совершенстве овладел ратным искусством. Одним случайным взглядом ты добивался всеобщего слепого обожания и поклонения. Так и сердцем Марианны, путь к которому он, Гай, прокладывал долго и кропотливо, ты завладел стремительно, завоевав его за считаные дни. Ты недолго думал о том, что ради нее самой тебе следовало избегать встреч с ней. Нет! Ты же всегда был уверен в своей правоте, таким и останешься впредь! Непонятно к чему он вспомнил минувшие дни, когда он, случайно прознавший о круге Посвященных Воинов и проникшийся мыслью о том, что войти в этот круг – большая честь, решился узнать больше от Робина, который входил в это сообщество. |
