Это на целую неделю задерживало меня во Франции, но я решила, что должна выполнить его просьбу. Он так много для меня сделал. Нужно оказать ему эту небольшую услугу.

Я написала отцу, что задерживаюсь. В письме упомянула, что уже закончила миниатюру принцессы и что довольна своей работой, а также надеялась на одобрительную оценку барона. Я объяснила отцу, что барон попросил привезти ему миниатюру и что именно это является причиной моей задержки.

«Он обещал заплатить, — писала я, — что очень важно. Некоторые люди считают своевременную оплату счетов буржуазным предрассудком, а, как тебе хорошо известно, иногда и вовсе забывают это сделать. Было бы неплохо поскорее получить деньги, и если ему понравится портрет, можно будет считать, что моя карьера и в самом деле началась».

Принцесса была в восторге от миниатюры.

— Я здесь намного красивее, чем в жизни, — заявила она.

— Нет, — ответила я. — Просто я изобразила вас с лучшей стороны.

Она пылко поцеловала меня.

— Жаль, что мы расстаемся, — искренне проговорила она. — Мне было хорошо с вами. А теперь вы знаете все мои тайны.

— Я сохраню их.

— Молитесь за меня, Кейт. Молитесь за меня в мою брачную ночь.

Я положила руки ей на плечи и сказала:

— Не бойтесь. Если вы и сделали неверный шаг, то не забывайте, что он совершил неизмеримо больше неблаговидных поступков… и они с лихвой перевешивают все ваши ошибки.

— Вы меня успокоили. Надеюсь, мы еще встретимся.

Я покинула улицу Фобур Сент-Оноре, а с ней и Париж, который успела полюбить.

День уже клонился к вечеру, когда я села в руанский поезд.

Похоть

В Руане мне еще предстояла пересадка на пригородный поезд, который должен был доставить меня в Сентевилль.

Сойдя на перрон, я увидела человека в ливрее Сентевилля. Он учтиво поклонился и произнес:

— Если не ошибаюсь, мадемуазель Коллисон?

— Вы не ошибаетесь.

— На пригородной ветке какая-то поломка, и сегодня вечером поездов на Сентевилль уже не будет. Меня прислали из замка, чтобы я вас туда доставил. Портрет при вас?

— При мне.

— Хорошо. Я провожу вас к карете.

Он повернулся и зашагал к экипажу. Я последовала за ним. Расположившись на сиденье, подумала о том, что теперь, видимо, всю жизнь буду испытывать нервную дрожь, охватывавшую меня в любого рода экипажах.

Уж теперь-то она совершенно неуместна, говорила я себе по дороге в Сентевилль, хозяин которого проявил столь трогательную заботу, прислав за мной карету в отсутствие поездов.

Мы быстро миновали улицы города и выехали в поле. Начинало темнеть.

— Отсюда далеко до замка? — поинтересовалась я.

— Я быстро домчу вас, мадемуазель. Мы будем на месте уже через час или чуть больше. Правда, дороги нынче разбиты. Все из-за этих дождей.

— А на железной дороге часто возникают поломки?

— На пригородной ветке довольно часто. Не то что на парижской линии.

— Ясно.

Мы были в пути уже около получаса, когда карета внезапно дернулась и остановилась.

Возница сошел на землю и принялся стучать кнутовищем по колесам. Я пыталась сквозь стекло рассмотреть, что происходит снаружи, но отсюда мало что было видно. Чуть позже должен взойти месяц, но он еще даже не появился над горизонтом, и было еще недостаточно темно, чтобы засверкали звезды.

Возница подошел к окну кареты.