Дибблер подошел к ее пылающему факелу.

— Это все, госпожа. Но это ужасное расточительство, несмотря на вашу реакцию на все это.

— Давайте поворачивать телегу, — сказала Пэн. — Нам нужно это сделать, чтобы разгрузиться. И не жалуйтесь. Я же разрешила Вам оставить некоторые. Вы спрятали их в стога сена?

— Да, госпожа.

Сниггс хмыкнул.

— Я спрятал их в стога сена. Вы только сидели на своей заднице и наблюдали.

Пэн посмеялась над Сниггсом, поскольку знала, что Дибблер пользовался каждой возможностью, чтобы отплатить за волшебный инцидент. Она схватила узел с фургона. Остальные занялись собственными узлами.

— Тебе будет тяжело бросать, — сказала Пэн. — Нет, подожди. Дибблер, ты и Торнип бросают один узел вместе. Сниггс и Эрбут следующий. Считаю до трех. Готовы? Один. Два…

— Три, — сказал Тристан.

Дибблер взвизгнул и выронил свой конец узла. Пэн обернулась, чтобы предстать перед черными, пылающими яростью, глазами. Вытаращившись на него от испуга, она попыталась расправить плащ так, чтобы скрыть узлы со шпагами. За спиной она рукой подала остальным знак выдвинуться вперед, чтобы Тристан не видел телегу.

Она послала Тристану отчаянную сверкающую улыбку.

— Доброго вам вечера, Тристан. Я думала, что Вы заснули.

Тристан гордо прошествовал к ней, и рассмотрев его более ясно, она съежилась. Он, казалось, весь кипел от гнева. Он поднял беспощадную руку и указал на нее.

— Ты отравила мою еду.

— О, нет. — Она попыталась улыбнуться снова, но не смогла этого сделать перед лицом его горячего презрения. Она откашлялась. — Это была только черноголовка, валериана, чтобы помочь Вам отдохнуть.

— К счастью, я съел много больше, чем ты ожидала. Я не думаю, что ты использовала достаточно, и ты — проклятая лгунья.

Она вздрогнула и закусила губу. Он был не просто рассержен на нее, он был в ярости, а она никогда не видела ничего подобного. Она никогда не думала, что его гнев может быть настолько пугающим. Она отодвинулась в сторону, когда он подтолкнул ее и развязал узлы.

Шпаги зазвенели, ударяясь друг о друга. Он поднял одну, отказался от нее, затем выбрал другую. Взвесив ее правой рукой, он сделал выпад или два. Клинок танцевал в его руке. Как только он взял его, Пэн обессилела от понимания, что стала свидетельницей бесподобного мастерства. Этот человек явно не был секретарем. Затем он отыскал ножны в куче у своих ног, надел их и вложил в них шпагу.

Он повернулся к ней.

— Даже у девицы из публичного дома больше чести, чем у тебя. — Нависая над нею, он махнул рукой, указывая на слуг и клинки. — Ты смотрела на дело своих рук? Ты знаешь, что именно собиралась сделать — свалить сотни клинков в море? Море! Божье дыхание, я действительно думаю, что ты безумна. Нет, одержима. Ты должна жить в Бедламе, где ты сможешь сколь угодно биться головой о стену и кусать пальцы.

Пэн почувствовала, что глаза защипало от слез. Он рассматривал ее так же, как рассматривали ее родные в Англии, даже не зная о ее тайне. Она похолодела, поскольку поняла, что никогда не думала, что людям могла не нравиться она сама, а не ее дар.

Тристан все еще ругал ее, но она была слишком ошеломлена, поскольку другое, еще более пугающее озарение снизошло на нее. Никогда она не думала, что его хорошее мнение будет иметь для нее такое значение. И, милостивый Боже, оно было важно для нее, потому что она любила этого неистового, чувственного человека.